"После приговора Алексею Пичугину я стал уважать его еще больше"

Алексей Пичугин. Фото alexey-pichugin.ru19 июня 2003 года арестовали Алексея Пичугина – начальника отдела службы безопасности НК "ЮКОС". По прошествии семи лет очевидно: обвинение изначально делало на него ставку для того, чтобы осудить высшее руководство опальной НК. Об этом говорят не только адвокаты Пичугина, правозащитники, представители ПАСЕ, журналисты, но и следователи. Алексей Пичугин лжесвидетельству предпочел пожизненное заключение. Что это за человек? Чем он занимался в службе безопасности "ЮКОСа", вокруг которой порождено столько мифов? Об этом и о многом другом корреспондент HRO.org Вера Васильева беседовала с бывшим сотрудником банка "МЕНАТЕП" Константином Александровичем Шабельницким.

 – Я человек сугубо непубличный, не амбициозный, – предупредил собеседник портала. – Я занимался своим делом, отвечал за все телекоммуникации. Человек, который организовал и сделал всю связь в банке "МЕНАТЕП" и "ЮКОСе".

– Как вы познакомились с Алексеем Пичугиным? Какое он произвел на вас впечатление?

– Я с удовольствием отвечаю на вопросы про Алексея Пичугина, потому что, на мой взгляд, это совершенно интеллигентный и умный человек. Потому что в то время, когда я с ним познакомился, в девяностые годы, мы знали, что такое силовые органы правопорядка, где раньше служил Алексей. В большинстве своем там была занята самая интеллектуальная часть общества. В банке "МЕНАТЕП", в котором мне посчастливилось работать, Алексей был одним из тех людей, которые произвели на меня чрезвычайно благоприятное впечатление.

Константин Шабельницкий. Фото предоставлено К. ШабельницкимПосле Красногорского Механического завода – я считаю, одного из лучших в Советском Союзе, – я пришел в "МЕНАТЕП". Михаил Борисович Ходорковский поручил мне очень важные дела, связанные с телекоммуникациями. Я уже отработал года два, почувствовал себя таким "монстром", уже кое-что сделавшим, вероятно, уважаемым где-то человеком. Когда меня познакомили с Алексеем Пичугиным, я ему сказал: Алексей, я сейчас разговаривать с вами не могу, приходите ко мне ровно во сколько-то, допустим, в шесть вечера. Он опоздал на несколько минут, а я, человек горячий, высказал ему за это. Я это помню не по своей памяти, мне Алексей это напомнил в одну из наших встреч. Алексей воспринял это нормально, не обиделся, и несмотря на этот эпизод, у нас сложились хорошие отношения.

А почему я работал со Службой Безопасности? Мы занимались вопросами материальной части, то есть, связанными с охранно-пожарной сигнализацией, телевизионным наблюдением, системой доступа, ремонтом копировальной, множительной техники, счетно-денежных машин, и так далее. И приходилось ремонтировать, разумеется, обычную оргтехнику. Поэтому я знал очень многих своих коллег из Управления Безопасности. И вот, с Алексеем познакомились, и я был приятно удивлен его интеллигентности, мягкости, ироничности. В общем, глубоко порядочный, потрясающий, изумительный человек.

И в этом, я думаю, что не ошибся. Мы с ним встречались нечасто, мы в разных совершенно плоскостях были. Но когда встречались – на праздниках "МЕНАТЕПа", на праздниках "ЮКОСа" – мы всегда обнимались по-доброму, и всегда было, о чем нам поговорить.

– Помните ли вы, какие функции выполнял отдел экономической безопасности, который возглавлял Алексей?

– Я не знаю всех функций отдела. Понятно, что их задачей было исключить поползновения на какой-то криминал, на воровство в том числе. Все структуры у Ходорковского работали как часы. Каждый делал свою работу, и мы все знали, что работа каждого заслуживает уважения.

Конечно, все, что мы покупали – а Михаил Борисович очень много денег тратил на оснащение, и все в банке было по первому слову, по лучшему слову, очень качественное, – нужно было проверять. Мы все всегда визировали все требующиеся документы, платежи в Управлении Безопасности. Если у них были вопросы, то на эти вопросы мы просто старались отвечать.

– Одно из проправительственных СМИ после вынесения Алексею приговора назвало его "главным силовиком "ЮКОСа". Это соответствует действительности?

– Я думаю, что это просто несуразица. Полная несуразица и абсолютная несуразица. Алексей занимался экономической безопасностью. Что вообще в слово "силовик" вкладывается? Если тот смысл, который общепринят сейчас, то Алексей к этому не имеет никакого отношения. Это абсолютно точно.

– Кому, согласно принятой в компании субординации, Алексей подчинялся? Мог ли ему напрямую отдавать распоряжения Леонид Невзлин, как утверждается в материалах дела?

– По логике вещей, такого не могло быть, потому что Леонид Борисович, насколько я понимал, был одним из совладельцев и руководителем Компании. Руководителем Службы Безопасности был Михаил Иосифович Шестопалов – человек чрезвычайно компетентный и жесткий, в нормальном смысле этого слова. И вряд ли, на мой взгляд, руководители Компании, минуя Михаила Иосифовича, давали поручения напрямую его подчиненным. Потому что Алексей был начальником отдела, службы экономической безопасности. И насколько мне известно, он никогда не оставался за Шестопалова, когда тот был в отпуске, в командировке или еще где-то.

– Что вы можете ответить на довольно распространенные рассуждения о "лихих девяностых", о том, что, мол, в те времена никак не могло обходиться без внеправовых методов ведения бизнеса?

– Я думаю, что это слишком смелое и жесткое утверждение.

Алексей Пичугин– Вы уже немного говорили об Алексее Пичугине как о человеке. Может быть, вам запомнились какие-нибудь эпизоды, жизненные истории, с ним связанные?

– Я помню совместную командировку в Екатеринбург, мы туда ездили, когда банк там покупали. Жили в загородном пансионате. Но, опять же, там у Службы Безопасности были свои задачи, а у нас – свои. Общение между Службой Безопасности и другими людьми не очень поощрялось, это абсолютно правильно.

Мы находились в параллельных плоскостях, каждый занимался своим делом. Нам обоим приятно было работать в одной большой команде. Известно же, друзьям часто достаточно просто молчать вместе. Я знал, что есть Алексей и я могу всегда к нему обратиться. Этого никогда, к счастью, не понадобилось, но это большое дело, когда знаешь, что есть человек, к кому всегда можно обратиться и посоветоваться.

– Изменилось ли ваше отношение к Алексею после того, как он был осужден?

– Конечно, изменилось, в лучшую сторону! Причем в категорически лучшую сторону.

– Почему?

– Прежде всего потому, что он, поддавшись слабости, мог оклеветать своих руководителей, но не согласился это сделать! Категорически отказался, хотя я представляю, что такое то место, в котором он оказался, как там могут давить, как там могут влиять и психологически, и физически. Он восхищения заслуживает. Я бы так не смог, наверное. С моей точки зрения, это просто пример для подражания. Я думаю, люди познаются в таких ситуациях, это потрясающе.

– За что, по вашему мнению, осудили Алексея?

– Безусловно, не за преступления, потому что приговор безосновательный. Я не был на суде, но то, что я читал о деле, позволяет давать такую оценку.

Самое главное: всегда должен быть какой-то мотив. Если речь идет о череде убийств, это всегда или хулиганство, или пьянство или еще какой-то мотив. Те мотивы, которые предлагает прокуратура, не выдерживают никакой критики.

Люди, которые давали показания против Алексея, потом от них отказывались. Доказательная база следствия просто не выдерживает никакой критики.

Сейчас на суде над Михаил Борисовичем Ходорковским и Платоном Леонидовичем Лебедевым я вижу интеллектуальный уровень обвинения, эту "логику", и мне за Россию, за институты власти становится стыдно. Я категорически не приемлю эти обвинения – я лично, как гражданин, частное лицо. Не приемлю. Там нет даже интеллектуального, логического начала. Нет логики, там ничего нет. Материалами дела доказано, что нефть не украли. А они тупо, с упорством, достойным лучшего применения, повторяют свое.

И когда, казалось бы, есть прямой запрет на продолжение ареста – недавно внесенные Президентом РФ Дмитрием Медведевым поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, – все равно оставляют ту же меру пресечения.

Безусловно, Алексей заслуживает огромного уважения, я бы даже сказал, что я преклоняюсь перед ним. Я не верил в то, что он виноват. И за время суда над Ходорковским и Лебедевым я еще раз убедился в правильности моей позиции.

– Есть ли у вас надежда на то, что эта ситуация изменится?

Я думаю, что да. Кто, например, знал, что Советский Союз рухнет в одночасье? Никто ничего не знал. А он раз – и все, и отдал концы, потому что сгнил.

– Что бы вы сейчас сказали Алексею, если бы у вас была такая возможность?

– Я бы сказал: Алексей, тебе тяжело и трудно. Тебе, твоим детям, твоей маме, которая ходит на суд над Михаилом Борисовичем Ходорковским и Платоном Леонидовичем Лебедевым, которую я видел. Которая безумно страдает – так же, как и ты. Ты не заслужил этого, безусловно. И мы все молимся, чтобы ты быстрее вышел, чтобы этот кошмар быстрее кончился. Быстрее надо выходить. Дай Бог тебе терпения и сил, Леша. Знай, что с этой стороны колючей проволоки тебя любят и о тебе помнят.