К 70-летию Иосифа Бродского

Из собрания фотографий Бродского польского журнала  'Зешиты литерацке' ('Литературные тетради')Наталья Горбаневская об Иосифе Бродском: Про Нобелевскую премию Бродского я узнала в Риме, там шла конференция про карательную психиатрию. И вот мы стоим на улице: Корягин, Плющ, Витя Давыдов, кажется, еще Таня Осипова и Ваня Ковалев, — и тут к нам подходит какой-то итальянский журналист из тех, что были на конференции, и сообщает...

 

 

Я — со свойственной мне в любом возрасте неприличной непосредственностью — от радости подпрыгнула чуть ли не «повыше своих же полутора метров». Плющ протянул: «Не может быть...» — «Может, может!» — восклицала я.

Когда я позвонила в Париж, в редакцию «Русской мысли», меня попросили что-нибудь сказать и то, что я сказала, напечатали. Это тоже такой всплеск эмоций. Собирая всё, что я писала о Бродском, я про эту телефонограмму, конечно, забыла. И вот, сидя в пятницу в Национальной библиотеке и просматривая «РМ» на предмет библиографии по Восточной Европе к «Словарю диссидентов», наткнулась на нее. Прошу не обессудить.

"Я так рада, так счастлива, что не нахожу слов передать эту радость. Рада за Иосифа; рада за всех нас — его друзей, его читателей, соотечественников и современников; рада — и еще как — за «Континент»; рада за Нобелевский комитет, совершивший достойный выбор; рада за всю славянскую поэзию, которая в течение всего лишь восьми последних лет дала миру трех лауреатов Нобелевской премии — Чеслава Милоша, Ярослава Сейферта и вот теперь Иосифа Бродского. Сострадаю злобствующим и завистливым, развожу руками над замалчивающими. Рим, 22 октября 1987 (по телефону)"

 

 

Дэвид Рифф, Иосиф Бродский, Наталья Горбаневская. Стокгольм, декабрь 1987.
Дэвид Рифф, Иосиф Бродский, Наталья Горбаневская. Стокгольм, декабрь 1987.

 

Приведу еще стихотворение, которое написала после этого. В примечаниях к нему говорится:
«Это радостное известие я услышала в Риме, находясь там на очередной диссидентской сходке; из Рима поехала во Флоренцию; все это отразилось в тексте стихотворения, и в первых публикациях под ним стояло: Рим, 22 октября — Флоренция, Сан-Марко — Париж. На самом деле оно было написано в одном только Париже и, более того, по заказу (единственный случай в моей жизни). Заказал его мне покойный Владимир Максимов для 3-й стр. обложки “Континента” (где я время от времени печатала стихи более или менее общезначимого содержания). Я в первую минуту шарахнулась и практически отказалась, но потом оно написалось и стало одним из моих любимых».

И.Б.

Там, где пушкинская осень над тосканскими холмами,
там, где лавровая прозелень сквозь позолоту клена,
теплый ветер октября, легкий парус корабля,
удивлённа и доверчива перед ангелом Мадонна.

Там, где стоптаны стопами изгнанничьими камни,
там, за гулом автострады, оправдание светает,
облака плывут на юг, в синем небе склянки бьют,
зорю бьют, опять из рук ветхий Данте выпадает.