Полковник Александр Дударев: "То, что произошло сейчас, вообще нонсенс..."

Если появится прецедент наказания архивных работников за содействие изданию Книги памяти жертв политических репрессий, очень много людей пострадает: у них никакой информации больше не будет, - прогнозирует начальник архива УВД по Архангельской области Александр Дударев.

 

 

Анастасия Кириленко, Радио Свобода: Дело историка из Архангельска Михаила Супруна, работавшего над книгой памяти репрессированных российских немцев и попавшего под следствие за "разглашение личной информации", а также начальника архива архангельского УВД Александра Дударева, допустившего профессора-историка к работе с документами, вызвало большой резонанс как в России, так и в Германии.

Протест выразила правящая партия ХДС/ХСС, а Уполномоченная по архивам Штази Марианне Биртлер в открытом письме к президенту России Дмитрию Медведеву призвала не запугивать ученых. Как обстоит дело на сегодняшний день?

Сам Михаил Супрун побывал на очередном допросе и дал подписку о неразглашении тайны следствия.

Подозреваемый же в пособничестве ученому начальник архива УВД Архангельской области Александр Дударев рассказал корреспонденту Радио Свобода, что начаты проверки во всех архивах, где шла работа над Книгами памяти.

В "Мемориале" происходящее называют прецедентом.

По версии следствия, в ФСБ обратились родственники репрессированных, которые не хотели, чтобы сведения об их родных были опубликованы.

Только через две недели после начала следственных действий Михаил Супрун обратился к правозащитникам - в Санкт-Петербургское отделение правозащитного центра "Мемориал" - и сообщил, что может попасть под суд за работу над проектом по сбору данных о репрессированных на севере СССР в 40-х годах прошлого века этнических немцах и немцах-военнопленных.

Рассказывает сотрудник Санкт-Петербургского Научно-информационного Центра "Мемориал" Татьяна Косинова:

- Михаил Супрун побывал на очередном допросе 13 октября, где, как он мне сказал, дал подписку о неразглашении. И это несмотря на то, что он до сих пор находится в статусе подозреваемого, а не обвиняемого, и мог бы воспользоваться своим правом отказаться от такой подписки. Его адвокат Любовь Коростылева также заняла позицию необщения с прессой (корреспонденту РС не удалось связаться ни с адвокатом, ни с самим Михаилом Супруном. - РС). Естественно, "Мемориал" эта закрытость беспокоит.

Вменение 137-й статьи ученому, работавшему над исследованием о репрессиях, - нонсенс. Это противоречит закону о реабилитации жертв политических репрессий, приветствующему создание Книг памяти. Уже много лет наши исследователи работают в архивах, выпущено немало книг и ни разу ранее с уголовным преследованием мы не сталкивались. Были отказы из архивов под предлогами типа "эта информация может быть предоставлена только родственникам", но и это - единичные случаи. Теперь же, по версии следствия, в ФСБ обратились родственники репрессированных, которые не хотели, чтобы сведения об их родных были опубликованы. Принятый закон "О персональных данных" в первой редакции содержал исчерпывающий перечень таких данных - это сведения о здоровье, семейном положении, наследстве. Во второй редакции этот перечень исчез. Теперь закон можно трактовать как угодно, - объясняет правозащитник Татьяна Косинова.

Уголовное дело заведено также в отношении Александра Дударева, начальника архива УВД Архангельской области, где работал Михаил Супрун. Его подозревают в преступлении, предусмотренном первой частью статьи 286 УК ("Превышение служебных полномочий"): именно он разрешил Супруну работать в архиве и копировать документы.

Александр Дударев ответил на вопросы Радио Свобода.

- На каком основании вы позволяли Михаилу Супруну работать в архиве?

- Естественно, на законном. У нас существует внутренняя должностная инструкция (копия имеется в распоряжении редакции. - РС), разрешающая работу профессорско-преподавательскому составу в наших архивах. Для этого нужна соответствующая форма, то есть запрос от университета. Он у нас есть. Есть и расписка, что Супрун не будет использовать документы в каких-то других целях, кроме исследовательских. Ну, и издание Книги памяти планировалось…

- Как вы думаете, эти издательские планы, с точки зрения следователей, - смягчающее или отягчающее обстоятельство?

- Вопрос сложный. Дело в том, что здесь вступают в противоречие два закона: о персональных данных и об архивной работе. В нашем законодательстве ведь очень много противоречий. Когда в 2006 году приняли закон о персональных данных, конкретно не пояснялось, что это такое. Кроме того, закон о персональных данных не распространяется на дела репрессированных. В федеральном законе об архивной работе речь идет не о персональных данных, а о неразглашении личной и семейной тайны. А определения, что это такое, вообще не существует. Наши инструкции, методические рекомендации разрешают допускать ученых для работы в архиве. И я руководствовался инструкциями.

- Родственники репрессированных якобы не хотели увидеть сведения о своих родных в Книге памяти. Вы этому верите? - По характеру своей работы я сталкиваюсь с репрессированными и их родственниками. И знаю, что, наоборот, они обижаются, если мы не можем найти их фамилий. Дело в том, что статус репрессированного дает определенные льготы... А то, что произошло сейчас, вообще нонсенс.

- Почему? - Представьте: человек был репрессирован, отбыл срок, претерпел кучу мучений. Он или его родственник никогда не будут писать заявление в организацию, которая, собственно, и осуществляла эти репрессии. Можно ещё допустить, что он напишет в прокуратуру, но и такого не было никогда. Наоборот, нам пишут: не можем найти, подтвердите, что мой дед был репрессирован, раскулачен, осужден, найдите хоть что-то, нам надо его память реабилитировать, чтобы все знали, что он был невинной жертвой.

Второй момент. Книги памяти издаются по всей стране. Мои коллеги, я имею в виду работников архива, занимающие такие же должности по всей стране, просто в шоке. У многих на выходе эти книги, и они теперь не знают, что делать. Это ведь всегда считалось нам плюсом – если мы помогаем издавать такие книги. Еще в 2000 году было указание Генеральной прокуратуры о том, что списки всех репрессированных нужно опубликовать в средствах массовой информации. И сведения о них печатали в газетах.

- Однако, как вы сами сказали, есть некоторые противоречия в законодательстве. Вы не боитесь, что, пользуясь ими, вас все-таки привлекут к ответственности?

- Ну, я не удивлюсь, если привлекут. В нашей стране все что угодно может быть.

- В каком состоянии ваше дело? Вас вызывают на допросы?

- На допросы меня два раза вызывали. На все поставленные вопросы я дал исчерпывающие ответы. А вчера моих сотрудников вызывали, опять опрашивали. Производили выемки документов. У них ничего не получается найти, и они ищут уже конкретный компромат.

- Конкретный компромат – это что такое?

- Любой.

- По части нарушения правил пожарной безопасности?

- Не исключено. Моим сотрудникам следователь уже заявил, что сроки предварительного следствия продлит. Месяц еще не прошел, а он заявил, что и двух месяцев ему мало.

- То есть, вы смотрите на перспективы дела пессимистично?

- В нашей системе оптимистом трудно быть. Ко всему привыкли, но тем не менее… Я просто удивлен, шокирован. Затронута скользкая тема, которая касается судеб людей. Многие ведь вообще ничего не знают о судьбе своих родственников, а издание Книг памяти помогает им найти следы, вплоть до мест захоронения. Судьба-то ведь раскидала людей сильно. Просят найти место захоронения, чтобы приехать и памятник поставить. Как только информация где-то опубликована, нам тут же пишут: можно ли приехать, получить документы? Есть документы, которые выдаются только родственникам - фотографии, личные письма…

Если появится прецедент наказания архивных работников за содействие изданию Книги памяти, очень много людей пострадает: у них никакой информации больше не будет, - прогнозирует начальник архива УВД по Архангельской области Александр Дударев.