Оставшиеся без защиты

Елена Санникова, правозащитник, Москва: "Подзащитные Станислава Маркелова не могут найти нового адвоката... Как привлечь внимание общественности к этим делам, как вырвать невиновных людей из цепких лап российского неправосудия?"

"Сначала я пережила тяжелый шок от этого страшного известия. Потом, когда пришла в себя,  сознание оглушил второй удар: мы поняли, что остались теперь без защиты..."  

Слово в слово я  услышала эти две фразы от  двух разных женщин, не знакомых между собой и живущих за тысячи верст друг от друга. Одна — в Чечне, другая — на севере России. Одна чеченка, другая русская. И  у той, и у другой — одно и то же горе: сыновья находятся в местах лишения свободы. Оба — без вины.  

И того, и другого защищал адвокат Станислав Маркелов. 19 января 2009 года жизнь адвоката оборвалась. Причина не расследованного убийства — профессиональная деятельность убитого.  

"Только с появлением Станислава Маркелова у нас появилась надежда", —  говорит Зулай Магомедовна.  

"Станислав был первым адвокатом, который искренне и с душой подошел к делу защиты моего сына", —  говорит Софья Ивановна.

Станислав Маркелов. Кадр 1-го канала ТВ.

О том, что в Чечне не работают законы и родственники без вины осужденного чеченца и тому рады, что не исчез, не пропал без вести, что живой, хоть и заключенный... об этом известно давно. Но вот и в российской глубинке получает срок молодой парень, не совершивший того, в чем его обвиняют — и, оказывается, это тоже обыденность, с этим свыклись там, удивляясь наивности матери, убитой горем.  

"Я не знала, что ни за что могут дать так много", — говорит Зулай Магомедовна.  

"Я уверена была, что суд разберется и снимет с него обвинение", — говорит Софья Ивановна.  

"Я спросила у судьи, почему сыну дали такой большой срок, ведь он ничего не совершал. Судья ответил: потому, что статья у него такая", — рассказывает Зулай Магомедовна.  

У нее многодетная семья,  двое детей приемных,  на девочку-сироту, оставшуюся без родителей после бомбежки, Зулай не получала никакого пособия. Конечно же, ни дорогостоящих адвокатов оплатить, ни выкуп дать, который  в Чечне нередко запрашивают у родственников через посредников, она не могла. Надежд не было никаких, пока Астемир Мурдалов не посоветовал ей своего адвоката — Станислава Маркелова.   

Зулай поехала в Москву и заключила с ним договор. С тех пор Станислав  стал не только адвокатом Заура Мусиханова, но и опорой, поддержкой, надеждой семьи.  Он говорил и писал о деле Заура, подал жалобу в Европейский суд по правам человека — дело принято к рассмотрению. Он неоднократно хлопотал о переводе Заура в Чечню, получал немотивированные отказы, но продолжал добиваться еще и амнистии для Заура. С  гибелью Станислава у Зулай  не осталось надежд.  

Софья Ивановна после вступления приговора в силу обошла в Москве все официальные и неофициальные инстанции, пока в офисе "Движения за права человека" ее не свели со Станиславом Маркеловым. Именно в нем она нашла человека, способного не просто вести дело своего подзащитного, но сопереживать искренне и страстно, участвовать в деле активно и ревностно — не ради заработка, не ради славы, а повинуясь голосу совести и собственному обостренному чувству справедливости.  

Кто теперь заменит адвоката Маркелова его подзащитным, которых по России — не один десяток?  

Как привлечь внимание общественности к этим делам, как вырвать невиновных людей из цепких лап российского неправосудия?  

В деле Заура Мусиханова, как считают его родные, есть политическая подоплека, он осужден на 9 лет как боевик. Но он не сделал ни единственного выстрела, не замешан ни в одном преступлении. Дело его сфабриковано без малейшего намека на законность – Станислав Маркелов детально изучил материалы уголовного дела. Анна Политковская писала, что приговор Мусиханову был подтвержден в ВС "без единого доказанного эпизода обвинения".

Множество чеченцев томятся сейчас в российских тюрьмах по таким же бездоказательным обвинениям, их положение в тюрьмах и лагерях заведомо хуже, чем у других осужденных. Пресса сообщает, что некоторые из них подвергаются серьезному давлению и даже пыткам. Но к этому есть хоть какое-то общественное внимание.  

А на что надеяться таким, как Софья Ивановна, у которой сына засудили без какого-либо политического подтекста,  просто в дежурном порядке? Множество таких же несчастных, случайно подвернувшихся под руку спокойно и хладнокровно, не разобравшись, приговаривают к непомерным срокам заключения наши суды — и мало кого это волнует.  

Простая российская семья, отец шофер, мать педагог, единственный сын в семье... Алексей увлекался спортом, но из-за проблем со здоровьем поступить на спортфак не удалось, сердечно-сосудистое заболевание стало и причиной отсрочки от армии.  Алексей учился заочно в Институте информационных технологий,  работал экспедитором у отца, сопровождал грузы на старом отцовском "Камазе". Посещал любимую девушку в общежитии, где, как и во множестве других подобных рабочих общежитиях, случаются и пьянки, и драки, и поножовщины.  

Как объясняет Софья Ивановна, суть первого эпизода, по которому осужден сын, состояла в том, что он вступился за девушку из необеспеченной семьи, у которой один парень вымогал деньги. Конфликт произошел на лестничной клетке общежития, Алексей пнул обидчика в плечо, а случившийся здесь же некто К. вмешался в ситуацию более усердно: дал обидчику по голове и жестоко наказал, засунув головой в мусорный контейнер.

Два месяца спустя Алексей сидел со своей девушкой в комнате общежития, а этажом ниже громко играла музыка и шумела компания. Алексей спустился вниз, попросил уменьшить музыку и вернулся наверх. Свидетели показали, что видели, как Алексей удаляется по коридору  до начала той злополучной драки, которая вспыхнула в компании после его ухода, в которой орудовал тот же К. и ответчиком за которую следствие и суд огульно назначили Алексея.  

По первому эпизоду Алексей признал свою вину частично — да, пнул обидчика в плечо, но более серьезные удары нанес не он, а К., что и причинило "легкие телесные повреждения". По второму же эпизоду Алесей полностью отрицает свою вину, а статья более серьезная, "тяжкие телесные повреждения". К той драке Алексей ни коим образом не причастен, однако "повесили" все на него, так проще было суду и следствию.  

Алексей Захламин не успел в своей жизни совершить ничего заметного, как-либо выделиться из своей среды,  проявить чем-либо свой талант  — и сколько таких сидит по тюрьмам и лагерям России без надежды быть услышанными, привлечь внимание к убийственной несправедливости в своей судьбе, получить сочувствие и помощь. Алексею был 21 год на момент ареста.  

"Мы столько подлости и несправедливости претерпели, мы думали, что отзывчивых людей, способных понять наше горе, просто не существует. И как же радостно было узнать, что такие люди есть, а значит и есть надежда. С появлением Станислава Маркелова мы просто  воспряли духом..."  

Станислав Маркелов подключал к делу Захламина депутатов Государственной думы,  заставлял родителей не падать духом, анализировать ситуацию, думать, отвечать на вопросы, правильно формулировать аргументы. Два года назад он подал желобу в Комитет по правам человека при ООН, для Страсбурга сроки были уже пропущены. Он заинтересовал ситуацией Владимира Щербакова, начальника Центральной лаборатории медико-криминалистических исследований в Ростове-на-Дону.  

"Щербаков был очень возмущен, изучая материалы дела, говорил, что все доказательства обвинения — сплошные мыльные пузыри и непонятно, на основании чего вынесен такой приговор" — говорит Софья Ивановна.  

Знаменитый криминалист взялся провести детальную экспертизу по материалам дела и в ходе работы  пришел к однозначному выводу, что ни к злополучной драке в общежитии Алексей Захламин не причастен, ни тяжких телесных повреждений потерпевший не мог получить, а потому и  статья, предусматривающая большой срок, была избрана неверно.  К такому выводу Щербаков пришел на основании изучения всех протоколов допросов и экспертиз по делу.  

Последний раз Софья Ивановна приезжала в Москву для встречи со Станиславом Маркеловым в конце декабря. Он был искренне  раздосадован ответом на свою надзорную жалобу из Верховного суда — отказом  на том основании, что уже рассматривались надзорные жалобы по этому делу. Жалоба подавалась "по вновь открывшимся обстоятельствам",  и Верховный суд обязан был ее рассмотреть.  

"Наверно, нас так жестоко наказали потому, что мы с самого начала пытались добиться справедливости. Станислав Юрьевич сравнивал нашу ситуацию с тяжелой формой болезни, он говорил, что тут сложно что-либо сделать, но делать нужно, нельзя сдаваться и нельзя позволять, чтобы невиновный человек сидел".  

За день до гибели Станислав Маркелов сказал Софье Ивановне по телефону,  что со дня на день ждет окончательного экспертного заключения от Щербакова и будет с ним обращаться  в Генеральную прокуратуру,  а если и это не даст результата, он поедет в Архангельск и уже на месте попытается добиться справедливости.  

Теперь увесистый том экспертизы Щербакова лежит мертвым грузом у Софьи Ивановны. Станислав убит. С ним убита и последняя надежда на восстановление справедливости, на малейший просвет в беспросветном  деле ее сына.  

"Щербаков звонит нам из Ростова-на-Дону и спрашивает, когда же мы найдем нового адвоката. Он тоже близко к сердцу принял эту несправедливость. Но где нам найти такого адвоката, каким был Станислав Юрьевич?"  

И действительно — где найти адвоката, который возьмется за это дело, не сулящее ни больших гонораров, ни пиара, возьмется столь же ревностно и энергично, как занимался им Станислав Маркелов?  

А где найти адвоката, который протянет руку помощи Зауру Мусиханову и другим осиротевшим подзащитным Станислава, уже осужденным, уже отбывающим непомерные сроки заключения без всякой вины?  

Ау, адвокаты, которым честь и совесть дороже конъюнктуры! Отзовитесь!..  

3-4 июня 2009