Семья сильней террора

Семья Парфеновых. Из архива Натальи Парфеновой"То, что жены доносили на своих мужей – это ложь и мифология. Нет в "делах" отказов жен от своих мужей. Вот она уже сидит в тюрьме, и ей говорят: назовите его преступные деяния. Она изворачивается любыми способами: я ничего не знала, меня там не было, но она ни за что не назовет его деяния преступными... Практически нет отказов детей от родителей, за исключением единичных отказов – от них же тоже этого требовали и добивались в пионерских организациях. Есть несколько документов, когда ребенок осуждал своего отца – их сразу поднимали аж до Сталина. Семья сильней террора".

 

 

С 27 по 30 ноября историко-просветительское и правозащитное общество "Мемориал" представляло свои издания на Девятой Международной ярмарке интеллектуальной литературы "Non/fiction", проходившей в Центральном доме художника в Москве.

28 ноября, в рамках ярмарки, в Литературном кафе Дома художника прошла презентация только что вышедшей книги
Круг семьи и колесо истории: Российские школьники о судьбах своих семей / Сост., ред. И. Щербакова. – М.: Мемориал; Звенья, 2008. – 480 с.: ил.

Это уже двенадцатый сборник в серии изданий, включающих работы старшеклассников, присланных на мемориальский конкурс "Человек в истории. Россия – ХХ век", который в этом году отметит десятилетний юбилей.

Тема семьи – сквозная для большинства исследований, проведенных школьниками. Желание лучше узнать и осмыслить историю своей семьи было побудительным мотивом для тысяч ребят, принявших участие в конкурсе. Многие работы основаны на материалах семейных архивов и на рассказах старших.

Шесть разделов сборника – "Простые вещи" (о семейных реликвиях), "Из семейного архива", "Вдовий век", "Осколки" (о представителях дореволюционных сословий), "Разные судьбы" (о представителях разных национальностей), "Семейный портрет" – отражают разные грани жизни советских семей, переживших годы сталинских репрессий.

 

Семья Парфеновых. Из архива Натальи Парфеновой
Семья Парфеновых. Из архива Натальи Парфеновой. "Большой русский альбом".

Презентацию сборника открыл председатель правления Международного общества "Мемориал" Арсений Рогинский: "В эпоху, когда целенаправленно разрушались все человеческие связи – между людьми одного народа, соратниками, коллегами, друзьями, последним и самым стойким, что сопротивлялось этому, была семья.

Семейная память представлена в нашем архиве многими тысячами писем и стала основой нескольких наших проектов. Первым была книга "Узницы АЛЖИРа " – о женщинах, осужденных в 1937-38 гг. и отправленных в Акмолинский лагерь жен изменников Родины только за то, что они "вовремя " не донесли на своих расстрелянных мужей.

Когда эта книга вышла, к нам потянулись дети узниц этого лагеря и стали рассказывать удивительные истории о своих взаимоотношениях с мамами. Мы начали их записывать, и так появился проект "Дочки АЛЖИРа ".

Затем возник более широкий проект по записи устной истории "Женская память о репрессиях ". Это уже сотни интервью, и последнее из его ответвлений – рассказы КВЖДинцев, людей, приезжавших с территории Китайско-Восточной железной дороги; здесь опять арестованные отцы и матери, разлученные и разыскивающие друг друга члены семьи. На эти же темы пишут ребята, присылающие работы на наш школьный конкурс, из которых составилась эта книга.

В начале 90-х годов я прочитал и просмотрел сотни дел женщин, осужденных за своих мужей. По приказу, разрабатывавшемуся Сталиным, жена освобождалась от ареста и наказания, если она вовремя донесет на своего мужа. Это условность, потому что жена не знала про этот приказ. Но доносов жен на своих мужей практически нет.

То, что жены доносили на своих мужей – это ложь и мифология. Это первое.

Второе – нет отказов жен от своих мужей. Вот она уже сидит в тюрьме, и ей говорят: назовите его преступные деяния. Она изворачивается любыми способами: я ничего не знала, меня там не было, но она ни за что не назовет его деяния преступными. Жены мужей не предавали.

Третье – дети. Практически нет отказов детей от родителей, за исключением считанных, единичных отказов – от них же тоже этого требовали и добивались в пионерских организациях. Есть несколько документов, когда ребенок осуждал своего отца – их сразу поднимали аж до Сталина. Семья сильней террора".

Писатель Людмила Улицкая, автор предисловия к сборнику: "В этой книге я должна была написать не предисловие, а одно из сочинений, хотя уже 40 лет не школьница. У меня дома хранится поразительная книжка – "Восстание ангелов " Анатоля Франса.

Ее переплет немного ниже формата самой книги, он самодельный, а на последней странице написано: "Переплет этой книги я сделал из старых носков и хлебного мякиша 18 марта 1933 года, в один из самых тяжелых дней своего пребывания в камере № 39 на Лубянке. Яков Улицкий ". Это был мой дед. Каким путем книга вернулась из тюрьмы в нашу семью, я не знаю. Выяснить у отца я не успела.

Воспитанное в наших родителях правило молчать о своем прошлом так и не было разрушено. А сегодня это молчание позволило идее о том, что Сталин построил великую страну и выиграл войну, вернуться в наше общество.

Вопиющая ложь, недавно всем казавшаяся очевидной, не только воскрешается, но и попадает в учебники.

Тем важнее такие проекты, как конкурс, который проводит "Мемориал ". Нет "исторической памяти вообще ", есть память конкретных людей, и когда 14-15-16-летние ребята восстанавливают эту память, расспрашивая дедушек и бабушек, как все было на самом деле, они уже не могут легко принимать на веру мифы". Борис Дубин, социолог, культуролог, руководитель отдела социально-политических исследований Левада-центра: "Для меня в этой книге сошлись несколько силовых линий тех проблем, которыми я сам занимаюсь, и такие книги меня поддерживают и подпитывают.

Если говорить грубо, в российской истории видны три больших разлома, следы которых можно найти буквально на любой странице.

Первый – между большой, парадной, официальной, государственной историей (не обязательно розовой; сейчас в учебниках пишут о трудностях и испытаниях, приводится статистика, часто достоверная) и историей человеческих семей.

Эти истории невозможно оторвать друг от друга и невозможно примирить. То, что рассказывают между собой, в одни эпохи шепотом, в другие открыто, и то, что вещают из черного круга радио или со страниц учебников.

Каждый человеческий рассказ немножко отнимает у победоносной памяти, для которой несколько десятков миллионов жизней – "нормальная" цена за индустриализацию и гениальные стратегические решения.

Второй разлом – в отношении к центральной фигуре нашей истории ХХ и начала XXI века. Сталин – тиран, который применил самые жестокие, бесчеловечные средства в борьбе с собственным народом (точнее, с многочисленными народами, которые оказались его подданными), и Сталин – победитель в войне, который спас все народы от фашизма.

Третий – разлом, который мы переживаем постоянно и, мне кажется, сегодня тоже – между поколениями. Поэтому для меня огромная радость, что молодые люди, авторы книги, пытаются восстановить или, по крайней мере, осознать и как-то конструктивно работать с тем, что разрывает связь между поколениями.

Для меня важно, что авторы оживляют такое важное для исторической науки понятие как документ. Мы знаем, что в ХХ веке, в том числе в сталинское время, на потоке изготавливались миллионы так называемых документов, которые на самом деле документируют совсем другое.

Столкновение человеческого документа (например, письма) и документов, изготовлявшихся сталинской канцелярией в ходе следствий, при уничтожении людей и народов – удивительный и уникальный эффект этой книги". Никита Соколов, историк, шеф-редактор журнала "Отечественные записки": "Для меня, как для профессионального историка, сборники этой серии особенно ценны тем, что это новый, чрезвычайно многообещающий тип источника.

Такого источника мы были лишены на протяжении всего средневековья и большей части Нового времени. "Немотсвующее большинство" заговорило – благодаря своим внукам. Крестьяне, мастера на фабриках, инспекторы аэродромных хозяйств, которые никогда не полагали себя субъектами истории и не предполагали ее судить. И вот их речь, их мысль проговаривают за них их внуки и правнуки.

Второй отрадный момент открылся мне, когда мы делали номера "Отечественных записок", посвященные памяти.

Действительно, на уровне теоретических обобщений в Отечестве нашем не обретается ничего. Все, что работает хоть сколько-нибудь методологически внятно, приходится переводить с немецкого, с французского, с итальянского языка. Но делается ценная и важная практическая работа.

И мы видим, что динамика соотношения официальной и семейной истории в России прямо противоположна той, которая наблюдается в Западной Европе.

Европейцы, после Второй мировой войны переживавшие человеческий кризис, усиленно каявшиеся за преступления фашизма, преступления коллаборационизма, вырастили следующее поколение, которое просит его "не грузить", выражаясь языком современной российской молодежи. Хватит, надоело.

Из-за этого семейная память, в частности, в Германии, начинает функционировать совершенно иным образом, нежели сейчас в России. В России – это прекрасно видно на материале этого сборника, семейная память является коррекцией к "счастливому официозу".

С вершин власти нас учат, что у нас героическая и славная история, и мы должны быть счастливы, что в ней нет никаких "темных пятен", – а семейная память корректирует это вранье.

Здесь много примеров, когда дети вставляют прямо в текст цитаты из "счастливого официоза" – и удивляются. Вот это удивление первопроходцев, удивление подлинности – самое ценное, что здесь слышно.

Это то самое прочное несогласие с любой неправдой, о котором говорил Синявский: "у меня с советской властью разногласия стилистические".

Обращаю ваше внимание на замечательный момент, когда автор одной из работ цитирует язык старинного документа XIX – начала ХХ века и поражается его изысканной вежливости. И сравнивая с другим, комментирует: "утрачен стиль"". Борис Долгин, историк, научный редактор сайта "Полит.ру": "Можно долго спорить на абстрактно-арифметическом уровне, много было жертв или мало, эффективно использование репрессивных методов или неэффективно.

Но как только мы доходим до уровня отельного человека, все сразу становится проще и четче: сказать, что моего дедушку убили, зато смогли построить плотину, мало кто решится.

Работа "Мемориала" актуальна и потому, что она провоцирует создание семейной памяти. Говорить о страшном в своей жизни тяжело и не всякому хочется. То, что школьники мотивируются поговорить об этом со своими старшими родственниками и теми, кто пережил репрессии, – очень важно и для старшего и для младшего поколения.

…И еще мне кажется важным, чтобы каждый документ, каждое сочинение стали доступны историкам, чтобы они были выложены в онлайне".

Ведущая презентации, руководитель молодежных программ "Мемориала" и составитель сборника Ирина Щербакова представила публике молодых авторов работ, вошедших в сборник. Некоторые из них уже закончили школы и стали студентами московских вузов. Филипп Абрютин, участник самого первого конкурса, проведенного в 2000 году (его работа, открывающая сборник, посвящена швейной машинке "Зингер" – основной реликвии многих советских семей, которая передавалась из поколения в поколение и нередко продолжает служить до сих пор): "Главное, к чему побудил этот конкурс – к тому, чтобы мы начали задавать вопросы. Своей семье, родственникам и самим себе.

А второе – ребят не только побуждают думать, исследовать, писать, но и поощряют. Призами, которые в 14 лет были для меня самоцелью… Но потом я понял, что "Мемориал" дал мне больше, чем компьютер и даже поездка в Германию на семинар "Eustory".

Сейчас я закончил ВГИК и мой дипломный фильм был посвящен советскому времени. 1946 год. По стойбищам оленеводов в Коми ездит лейтенантик и объясняет, что на их территории расположена сеть лагерей ГУЛАГа, что возможны побеги и если кто-то такой у них появится, его нужно ловить или отстреливать. И происходит трагедия: убивают не того – только что приехавшего зоотехника, которого никто не знал. Как поступит старший лейтенант: признает, что мы сами виноваты, или "спишет" этого зоотехника как диверсанта, вместе с пастухом, который его убил, как его сообщником?

Я, наверно, еще не созрел для исторических обобщений, но мне интересно понять, как жили люди в советское время, чем был наполнен каждый их день, какие вопросы они решали, чем был мотивировано то, а не другое решение. Спасибо "Мемориалу" за то, что он повернул меня в этом направлении".

Николай Гладких, Международный "Мемориал»