55 лет назад. Сталин-аллее

Совет министров ГДР 28-го мая 1953 года заявил о своем решении повысить рабочие нормы. Тем самым он дал существенный повод для событий, приведших к восстанию 17 июня 1953 года.

Само многократное упоминание слова "норма" в тексте этого решения показывает, что речь идет о ключевом понятии, касающемся каждого работника.

"Правительство Германской Демократической Республики приветствует инициативу рабочих по повышению норм выработки. Оно благодарит всех работников, которые повысили свои нормы за их большое патриотическое дело. Одновременно оно отвечает на пожелание рабочих по пересмотру и повышению норм".

Какова была предыстория?

Уже в 1948 году экономика советской оккупационной зоны была перестроена по советскому образцу. Это означало, что в государственном плане точно указывалось, какие товары должны производиться отдельными отраслями промышленности. Для осуществления выполнения плана предприятия должны были быть готовы и к выполнению предписанных планом норм выработки.

Поэтому правящая партия СЕПГ всеми силами пыталась повысить готовность рабочих к труду. С большим пропагандистским размахом преподносились высокие достижения отдельных рабочих. В качестве выдающегося примера служил шахтер Адольф Хеннеке, который 13-го октября 1948 года за одну смену выполнил почти четыре своих рабочих нормы. Это было началом движения активистов (движения Хеннеке), построенного по советскому образцу.

Следуя его примеру, как можно больше рабочих должно было взять обязательства перевыполнить свои нормы по сравнению с государственным планом. Якобы "добровольные" самообязательства преподносились в прессе как образец для подражания. Профсоюзы стали в ноябре 1948 года носителем движения активистов. С помощью давления они пытались обязать каждого отдельного работника к повышению своих норм.

Однако рабочие относились к этим кампаниям скептически, так как в результате приходилось больше работать. Этой же цели служили принятые в апреле 1950 года законы, касавшиеся повышения производительности труда. План предусматривал к тому же ускоренное развитие тяжелой промышленности. Это наносило ущерб отраслям, выпускавшим потребительские товары, так что положение со снабжением оставалось плохим, и многие вещи повседневного спроса можно было получить только по карточкам. Недовольство населения росло, на что правительство реагировало жесткими мерами. Такие экономические преступления как, например, нелегальная торговля, сурово наказывались; крестьяне, которые не выполняли план, приговаривались к большим срокам лишения свободы; политическое давление на некоммунистические круги, например, церковные общины, возрастало. СЕПГ под руководством Вальтера Ульбрихта декларировало "Строительство социализма", что означало перенос созданной при Сталине политической системы СССР в ГДР.

Однако 5-го марта 1953 года И.В.Сталин умер.

В СЕПГ распространилась неуверенность, а население начало надеяться на улучшение условий жизни. Преемники Сталина посоветовали Генеральному секретарю СЕПГ Вальтеру Ульбрихту в апреле 1953 года смягчить напряженную ситуацию.

Всего два месяца спустя, 9-го июня 1953 года, политбюро СЕПГ приняло решение, названное "Новым курсом" и публично признало, что в прошлом совершались ошибки. Для улучшения снабжения предписывалось замедление темпов развития тяжелой промышленности. Многие мероприятия, вызывавшие недовольство, отменялись. Назначенное на 28-е мая повышение норм выработки на 10%, однако же, осталось в силе. Более того, предписывалась организация внутрипроизводственных дискуссий, во время которых рабочие должны были получить стимул для "добровольного" повышения своих норм на 15%. Эти мероприятия наталкивались на сопротивление. Когда 16-го июня 1953 года в профсоюзной газете "Трибуна" появилась статья в защиту повышения норм выработки, начался общественный протест. Строительные рабочие на Сталиналлее прекратили работу и пошли в центр Восточного Берлина. К ним примкнули тысячи демонстрантов, которые перед "Домом министерств" стали требовать отмены решения о повышении норм, а затем и отставки правительства. Выкрики, требовавшие свободных выборов, становились все громче. На следующий день, 17-е июня, была назначена генеральная забастовка. В этой взрывоопасной ситуации осталось незамеченным то, что Совет министров отменил свое решение. Способом разрешения политического конфликта стала забастовка.

Утром 17-го июня многие рабочие последовали призыву к генеральной забастовке. Они сформировали демонстрационные колонны и пошли от своих предприятий и строительных площадок в восточно-берлинский городской центр, где стали предъявлять свои требования. Это были требования, в основном, общеполитического характера: свободные выборы, допуск западных партий, воссоединение Германии. Однако ни один представитель правительства не появился. Напряженность ситуации возрастает, когда начинает появляться советская военная техника. Дело доходит до столкновений, демонстранты начали разрывать флаги на куски и атаковать партийные и правительственные помещения, городской транспорт в этом районе оказался парализован. Советские солдаты делают первые выстрелы. Затем в городской черте появляются танки, границы секторов закрываются. В 13 часов советский городской комендант вводит в Восточном Берлине чрезвычайное положение. Собрания запрещаются. С 21 часа действует комендантский час. Улицы становятся безлюдными; на них видны лишь советские солдаты.

"Ди Вельт" 17 июня 1953 года.

"Военное положение в Восточном Берлине

Танки стреляют по рабочим

Свыше сотни тысяч людей бунтовали против СЕПГ

Семь убитых. 100 раненых переправлены на Запад

Из нашего Берлинского бюро:

В среду, в 13 часов Советы объявили в Восточном Берлине чрезвычайное положение для подавления открытого волнения Восточно-берлинского населения против режима СЕПГ. Одновременно советские войска с танками Т-34, поддерживаемые цепями сторожевых постов размещенной в казармах Народной полиции, разбили основные демонстрационные группы перед правительственным зданием на Ляйпцигер Штрассе. При этом они открывали огонь из пулеметов и карабинов по демонстрантам, число которых в общей сложности оценивается в 100 000 человек. Кровавые столкновения начали стихать только к вечеру и прекратились с наступлением темноты.

С возвышенных мест Западного Берлина незадолго до полночи при относительно хорошей видимости можно было видеть многочисленные костры в Восточном Берлине, которые разожгли отдыхающие красноармейцы. Повсюду на границах секторов советские цепи сторожевых постов были придвинуты вплотную к западным секторам.

Согласно имеющимся в Западном Берлине на вечер среды информациям, до настоящего времени в ходе демонстраций погибли семь человек.

Число раненых пока трудно оценить. Только в западноберлинские больницы до позднего вечера поступили свыше 100 жителей Восточного Берлина с огнестрельными ранениями. Некоторые из убитых Берлинцев получили выстрелы в голову, один был раздавлен танком.

Кровавые столкновения между примерно 10 000 народных полицейских и 3000 красноармейцев с одной стороны и восточно-берлинским населением с другой стороны развились из начатых накануне строительными рабочими демонстрациями против режима СЕПГ и за свободные выборы. Волнения продолжались целый день, из сила нарастала с каждым часом. Хотя демонстрантам пришлось отойти из правительственного квартала под натиском танков и под пулеметными очередями, но ситуация, учитывая возбуждение населения и вызванную генеральную забастовку, крайне напряжена. На всех предприятиях, включая транспорт и водоснабжение, работа остановлена. Несмотря на наступательные действия Советов и народных полицейских, очаги волнения то и дело вспыхивали вплоть до наступления комендантского часа."

Известие о берлинской забастовке распространяется по всей ГДР. Во многих городах также дело дошло до забастовок и прекращения работы. Однако и эти восстания были подавлены с помощью советских оккупационных войск.

Правительство, отставки которого требовали демонстранты, события 17-го июня лишь укрепили. Тем министрам, которые относились к требованиям с определенным пониманием, пришлось покинуть свои посты. Секретарь Союза писателей ГДР Курт Бартель, которого называли "Куба", уже 20-го июня 1953 года описал ситуацию с точки зрения правящих кругов в газете СЕПГ "Нойес Дойчланд":

"Стыдитесь ли вы так, как стыжусь я? Вам придется очень много работать и очень хорошо вести себя, а в будущем действовать очень умно, прежде чем вам забудется этот позор".

Для Бертольта Брехта, которому режим СЕПГ открыл особые льготы с созданием собственного театра, восстание было совершенно неожиданным. После его смерти (в 1956 году) в его творческом наследии было найдено стихотворение "Решение":

"После восстания 17-го июня секретарь Союза писателей приказал раздавать на Сталиналлее листовки, в которых можно было прочитать, что народ потерял доверие правительства, и что возвратить его он может только удвоенной работой. Не было бы разве проще правительству распустить народ и выбрать новый?"

"Дайте нам хлеба и свободы!"

Свидетельство очевидца о событиях 17 июня 1953 года:

"По Вильгельмштрассе я подошел к границе сектора, которая пролегает там непосредственно около огромного здания Управления советской зоной, здания бывшего министерства воздушного транспорта. 30-40 полицейских в кожаных пальто перекрыли Вильгельмштрассе. А на Принц-Альбрехт-Штрассе находившиеся там обычно железные шлагбаумы сорваны, и транспорт проезжает свободно под окнами председателя Совета министров Гротеволя.

Через руины я попал на Ляйпцигер Штрассе, где - от Потсдамер Плац до Фридрихштрасе - царила невероятная сутолока. С горы руин, на которую вскарабкались десятки людей, я посмотрел на людскую толпу. Множество народных полицейских, которые держали друг друга за портупею, оцепили четырехугольную площадь перед входами в здание, где во вторник проводили демонстрацию строительные рабочие. Сзади подъехали три покрашенные в зеленый цвет бронеавтомобиля с угрожающими стволами пулеметов. Впереди же толкаются массы. Я как раз подошел туда в то время как град камней полетел в правительственные окна и побил почти все стекла на первом и втором этаже. Из зарешеченных входных ворот на Ляйпцигер Штрассе полицейский водомет посылает струю.

"Иван, давай!"

Непосредственно после этого по Ляйпцигер Штрассе прибыло много грузовиков с красноармейцами. Масса кричит: "Иван, давай! Иван, давай!" Но это был только передовой отряд. Из Вильгельмсштрассе, с севера с угрожающим грохотом подъехали шесть советских танков и въехали в Ляйпцигер Штрассе по обеим сторонам улицы. Это был сигнал для продвижения вперед многих тысяч полицейских, которые до сих пор были спрятаны во дворах правительственного здания.

Несколькими цепями народная полиция двигается на восток, в Ляйпцигер Штрассе и на север, в Вильгельмсштрассе, вслед за ними торчащие стволы орудий советских танков, еще дальше позади - много грузовиков с сидящими в них советскими солдатами. С возгласами негодования толпа медленно отходит назад. Но когда народная полиция останавливается после захвата Мауэрштрассе и площади Вильгельмплатц, все снова продвигается вперед. Из громкоговорителей слышится: "Все это бессмысленно, Остробородый должен уйти!" Остробородый - это Ульбрихт, генеральный секретарь СЕПГ.

"И это называют народным правительством?!"

В конце концов, советские танки продвигаются дальше без защиты народной полиции и пытаются оттеснить толпу к расположенной поблизости границе секторов. Хотя на свободной территории на Фридрихсштрассе им удается разделить массу, но за ними потоки снова сливаются. Под возгласы негодования сотни кирпичей обрушиваются на танки, так что военные предпочитают закрыть люки. Внезапно раздаются пулеметные очереди. Выстрелы повторяются. Народ, который как раз собирался вытащить портреты Гротеволя из разбитых окон одного служебного правительственного здания, начинает разбегаться толпами, но сразу же возвращается назад, как только обстановка становится спокойнее. "Свиньи стреляют в рабочих! И это называется народным правительством" - раздаются выкрики. Другие сообщают, что советские танки въезжали прямо в середину толпы.

На улице Унтер-ден-Линден царит движение. Большие дискуссионные группы стоят перед университетом и арсеналом.

С двумя перекрещенными черно-красно-золотыми знаменами там демонстрировали многие сотни под лозунгом: "Хлеба, дайте нам хлеба, или мы убьем вас". Однако уже в большом облаке пыли к этому месту мчатся три советских танка и четыре бронеавтомобиля. Красноармейцы на грузовиках - со скатанными шинелями через плечо - едут следом. Везде слышны враждебные выкрики. Озлобление нарастает, когда с другой стороны прибывают транспортные автомобили с вооруженными карабинами молодыми народными полицейскими из находящихся на казарменном положении полицейских частей.

На площади Лустгартен, официальном месте парадов СЕПГ, видны следы танков на развороченной земле и на разбитых тротуарах. Цветочные клумбы раздавлены сотнями ног; потому что и там танки вкатывались в толпу, и люди убегали на большую каменную трибуну, где обычно принимали овации Ульбрихт, Пик и Гротеволь. На самом верху трибуны сидят несколько уставших от демонстрации строительных рабочих с примитивным щитом: "За свободные выборы!"

На улице, ведущей к Александерплатц, лежит выгоревший и раздавленный танками легковой автомобиль. На Александерплатц находятся в волнении новые массы народа. Сзади я наталкиваюсь снова на плотную заградительную цепь перед президиумом народной полиции.

"Мы бастуем дальше"

Я отправляюсь пешком назад - езда ведь невозможна из-за всеобщей забастовки транспорта -, но тут мне навстречу идут потоком люди, которые ранее стянулись к правительственному зданию с окраинных предприятий. Положение стало серьезным. На Лустгартен трещат выстрелы. Один советский танк прокатывается с улицы Унтер-ден-Линден мне навстречу и стреляет, передвигаясь зигзагом, в сторону городской электрички. Я обхожу Лустгартен и возвращаюсь через Шпиттельмаркт к границе секторов у Галльских ворот. Все еще по улицам идут группы людей, удивительно спокойные. Но со стороны Лустгартен раздаются пулеметные очереди и выстрелы танков. А когда я пересек одну улицу, то увидел танк, стреляющий в направлении Александерплатц. Всплыло призрачное воспоминание о первых майских днях 1945 года, когда еще до полного завершения вражды люди возвращались в свои городские районы, а откуда-то все время свистели пули, пролетая по полупустым улицам.

Во время своего путешествия я разговаривал со многими людьми: с жителями многоквартирных домов, расположенных вокруг Александерплатц, с рабочими со строительных площадок на Сталиналлее, с крупных предприятий в Шеневайде, с городских заводов, с большого сталеплавильного комбината в Хеннигсдорфе, который расположен за пределами города и откуда через французский сектор к центральной части города прошла демонстрационная колонна из 12 000 человек (весь персонал, исключая функционеров СЕПГ).

Везде я находил спокойную решимость проводить забастовку до выполнения требований. "Они слишком далеко завели дело и теперь полностью разоблачили себя", - таково было общее мнение".

"Они хотели смести диктатуру СЕПГ"

Свидетельство Фрица Шенка о событиях в Государственной плановой комиссии

"Пойдемте, нам надо продолжать", - сказал Лойшнер и оттянул меня от окна. Когда мы шли по пустым коридорам, он высказал свое мнение: "Сейчас дело принимает чисто политический характер. До сих пор можно было еще думать, что основной темой действительно являются нормы. Но когда разбиваются витрины HO [сноска - HO = Handelsorganisation - государственная торговая организация в ГДР. - Прим. пер.], а частный магазин по соседству оставляется в покое, то тут уж ясно, что акция направлена против чего-то совсем другого. С нормами это не имеет больше ничего общего".

"Когда же вмешаются войска?" - спросил я. "Понятия не имею, но до крайностей дело не дойдет". Он не пояснил, что он подразумевал под "крайностями".

Тем временем мы добрались до нашего секретариата, и шеф планового отдела был озабочен только тем, как бы побыстрее начать запланированное совещание. Мне было дано задание привести самых важных сотрудников. Когда я хотел выйти во двор, меня задержала охрана: Зельбманн приказал держать двери закрытыми и готовить их баррикадирование. Мне пришлось сходить за пропуском, подписанным Зельбманном. Вскоре я нашел Байера, Ланге, Штрасенбергера и еще некоторых функционеров. Они стояли за цепью заграждения и дискутировали, частью с бастующими, частью друг с другом. Мое требование явиться на заседание они посчитали за плохую шутку. Они были глубоко подавлены, и их настроение выражалось в циничных выражениях. Большинство наверняка предпочло бы перейти к бастующим; но никто не сомневался в том, что русские очень быстро подавят восстание. Они спорили также над вопросом, что случится, если русские не вмешаются, и восстание приведет к тем результатам, на которые надеется масса. Большинство считало, что тогда очень быстро произошло бы воссоединение и образование общегерманской Федеративной Республики. Но с этим никто не был по-настоящему согласен. Хотя они хотели, чтобы была сметена диктатура СЕПГ, но с объединением сломя голову, как они выражались, они согласны не были. Они опасались, что в таком случае в Германии распространился бы хищнический капитализм и, возможно, могло бы повториться зло прошедших десятилетий. Они были совершенно обескуражены. В конце концов, они подчинились и последовали за мной в здание".

Приказ военного коменданта советского сектора Берлина об объявлении чрезвычайного положения в советском секторе Берлина.

Берлин (АДН). Для установления прочного общественного порядка в советском секторе Берлина приказываю:
1. С 13 часов 17-го июня 1953 года в советском секторе Берлина объявляется чрезвычайное положение.
2. Запрещаются все демонстрации, собрания, митинги и прочие скопления людей более трех человек на улицах и площадях, а также в общественных зданиях.
3. Запрещается всяческое передвижение пешеходов и транспортных средств с 21 часа до 5 часов.
4. Нарушители этого приказа наказываются по законам военного времени.

Военный комендант советского сектора Большого Берлина
подп. Генерал-майор Дибров.

Магдебург следует за Берлином!"

Сообщение очевидца из Магдебурга

"17-го июня 1953 года я пришел на свое рабочее место на заводе Эрнст-Тельманн-Верк - Кранбау в 6.30. После короткого совещания мы решили изготовить транспарант с надписью "Магдебург следует за Берлином". В обусловленное время мы вышли с транспарантом на заводской двор. Сначала было 80 коллег, но когда мы покидали завод, в колонне было около 3000 человек. От своего завода мы промаршировали к другим предприятиям - Грубе-Грунзон-Верк и Р.Вольфф-Букау. После того, как мы прошли через вышеназванные заводы, постоянно разрастающаяся колонна направилась к заводу Шеффнер-Будденберг-Верке и к центру города. Около 9.15 мы пришли к зданию ОСНП (ОСНП (FDGB) - Объединение свободных немецких профсоюзов - Прим.пер.) и убрали с него всю пропаганду СЕПГ; флаги были тоже нами спущены.

На Дойчер Платц мы встретились с колонной из Нойштадта, которая влилась в нашу. Вместе мы двигались дальше в направлении Отто-фон-Герике-Штрассе к зданию районного управления ССНМ [ССНМ (FDJ) - Союз свободной немецкой молодежи. - Прим.пер.]. В 9.45 мы были на Дамашке-Платц перед зданием управления Службы государственной безопасности. И это здание - как и все другие перед этим - было занято демонстрантами, а имевшиеся там документы уничтожены. Где бы мы ни находили какие-нибудь рекламные щиты СЕПГ, их срывали и раздавливали. После этого колонна демонстрантов направилась к президиуму Народной полиции и расположенным поблизости зданию юстиции и тюрьме. В разгар демонстрации, в конце концов, подошли части Советов. Вечером Советам удалось разбить демонстрантов. На следующий день почти все демонстранты, которые сделались заметными из-за ношения лозунгов, из-за выкриков паролей и др., были арестованы".

"Это будет самый прекрасный день в моей жизни"

Свидетельство рабочего из Бранденбурга

"Вечером 16-го июня мы услышали по РИАС (RIAS - Радиостанция в американском секторе) о Берлинском восстании. Моя семья с трудом верила этому, и мы были полны ожидания. На предприятии все говорили о том, что услышали по РИАС. Повсюду образовывались группы, в которых отдельные рабочие задавались вопросом, не должен ли и наш завод бастовать. Сначала еще никто не отваживался сказать: "Мы хотим бастовать".

Мы поработали примерно полчаса, после чего один коллега, которого мы не знали, распространил известие, что строительные рабочие сталеплавильного завода бастуют и уже находятся на пути к центру города. Нас охватило мощное возбуждение при мысли, что мы может там не оказаться или опоздать. По правде говоря, мы были настроены еще несколько скептически, потому что человек, который рассказывал это, работал недолго на нашем заводе, а у нас слишком часто был неприятный опыт с людьми, которые переходили от группы к группе и разносили разные высказывания. Часто среди них оказывались шпики.

Мы, рабочие, посоветовались, что следует делать, и решили, что один из нас должен поехать на сталеплавильный завод, чтобы посмотреть, что там произошло. Через некоторое время он вернулся и все нам подтвердил. Улицы полны рабочих, и все находятся в движении к городу. С некоторыми товарищами по работе, к которым у меня было особое доверие, мы решили "довести до кондиции" остальных. Сначала мы распределились по цеховым помещениям и поговорили с рабочими, о которых мы знали, что они достаточно отважны для дальнейшего распространения призывов к забастовке. Мы рассчитывали на то, что наши призывы распространятся повсюду.

Теперь двое моих товарищей и я просто остановили свои станки. Это должно было сразу стать заметным, потому что это были большие машины. С шумом мы собрали свои инструменты и швырнули их на стол. Коллеги поняли команду и начали делать то же самое. Те немногие, которые продолжали работать, требовали от нас прекратить. Через несколько минут в машинном зале не осталось ни одного человека. Мы собрались во дворе, где развернулась жаркая дискуссия. Некоторые еще никак не могли поверить новости - это было слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Другие же рвались сразу же идти, чтобы присутствовать при всех событиях. Но мы хотели, чтобы пошла вся фирма вместе.

Тем временем появились "товарищи" и функционеры, а также руководитель завода; они спросили, что случилось. "Вы ведь лучше нас знаете, что случилось", - был наш ответ. "Может быть, вы нам скажете, что происходит на сталеплавильном заводе?" - спросил один из товарищей, а другой крикнул: "Сталеплавильный бастует". Тут "товарищи" сразу поняли, в чем дело. Один возразил: "Сталеплавильный завод не бастует, а проводит демонстрацию. И там не все сталевары, а только строительные рабочие, они выдвигают требования по поводу оплаты по местному тарифу класса А". На это мы сказали: "Хорошо, тогда мы тоже проведем демонстрацию об оплате по местному тарифу класса А". Началась дискуссия, и функционеры пытались уговорить нас протокольно оформить наши требования и направить их через директора завода. Наши требования оправданы, и их следовало бы учесть, сказал верный линии партии представитель руководства профкома. Полчаса проходили дебаты. Мы знали, что означает отсрочка. В конце концов, один коллега предложил проголосовать, что следует делать - демонстрировать или работать. Представитель профсоюзов, который все еще пытался овладеть собранием, сформулировал вопрос: "Кто за то, что все протоколируется и работа возобновляется?" Никто не поднял руку, даже никто из "товарищей". Раздался бурный хохот. Профсоюзный деятель не знал, что сказать. Из толпы раздался возглас: "Другое предложение!" Теперь представитель профсоюза был вынужден вынести на голосование и это предложение. Около 90 процентов рук поднялись вверх. На вопрос "Кто против?" ни одна рука не была поднята. "Это будет самый прекрасный день моей жизни", - сказал кто-то рядом со мной".

Сообщение правительства ГДР Мероприятия правительства Германской Демократической Республики по улучшению положения народа были отвечены фашистскими и другими реакционными элементами в Западном Берлине провокациями и тяжелыми нарушениями порядка в демократическом секторе Берлина. Эти провокации должны осложнить установление единства Германии.

Повод для оставления работы строительных рабочих в Берлине отпал после вчерашнего решения по вопросу о нормах.

Беспорядки, до которых затем дошло дело, являются делом провокаторов и фашистских агентов зарубежных держав и их помощников из немецких капиталистических монополий. Эти силы недовольны демократической властью в Германской Демократической Республике, организующей улучшение положения населения. Правительство призывает население:

1. Поддержать мероприятия по немедленному восстановлению порядка в городе и создать условия для нормальной и спокойной работы на предприятиях.

2. Виновные в беспорядках будут привлечены к ответственности и строго наказаны. Призываем рабочих и всех честных граждан схватить провокаторов и передать их государственным органам.

3. Необходимо, чтобы рабочие и техническая интеллигенция в сотрудничестве с органами власти сами предприняли необходимые меры по восстановлению нормального рабочего процесса.

Правительство Германской Демократической Республики

Председатель Совета Министров Отто Гротеволь Берлин, 17 июня 1953 г.

Вид и размах восстания

Интенсивность народного восстания была неодинаковой в разных городах. Наряду с оставлением работы и демонстрациями во многих населенных пунктах произошли настоящие мятежи населения и даже попытки - частью успешные - освобождения заключенных. В многочисленных местах использовались советские военные для насильственного подавления выступлений.

Забастовки: в 13 столицах округов, в 97 районных центрах, в 196 прочих городах и населенных пунктах, в общей сложности в 304 населенных пунктах.

На ряде предприятий забастовки проводились еще до 17-го июня 1953 года: "Фортшриттшахт" Комбината "Вильгельм Пик", Мансфельд (медеплавильный завод) - 17 апреля.

Фабрика искусственного волокна Премниц - 28 апреля.

ФЕБ-Веркцойгмашиненфабрик Берлин - 6 мая.

ФЕМАГ-Финстервальде - 27 мая.

ФЕБ-Газелан, Фюрстенвальде - 27 мая. Кьеллберг, электромеханическая фабрика, Финстервальде - 28 мая.

ЛЕВ Даимлер, Хеннигсдорф - 30 мая.

Фабрика холодильного оборудования Нагема, Хемниц - 3 июня.

Завод броневых щитов САГ Кройтхайм, Хемниц - 3 июня.

Только в центрах восстаний бастовали в общей сложности, по меньшей мере, 110 крупных предприятий с 267 000 рабочих.

Демонстрации: в 7 столицах округов, в 43 районных центрах, в 105 прочих городах и населенных пунктах, в общей сложности в 155 населенных пунктах.

Восстания населения: в 6 столицах округов, в 22 районных центрах, в 44 прочих городах и населенных пунктах, в общей сложности в 72 населенных пунктах.

Попытки освобождения заключенных: в 4 столицах округов, в 12 районных центрах, в 8 прочих городах и населенных пунктах, в общей сложности в 24 населенных пунктах.

Количество освобожденных 17 июня заключенных - 2-3 тысячи человек; в некоторых населенных пунктах - Вайсенфельс, Гюстров, Косвиг попытки освобождения не удались, в других были открыты одновременно несколько тюрем. Есть показания свидетелей из городов: Биттерфельд, Бранденбугг, Кальбе, Айслебен, Гентин, Гера, Герлиц, Гоммерн, Галле, Йена, Лейпциг, Магдебург, Мерзебуре, Преч, Рослау, Зоннеберг и Трептов.

Применение советских войск в 13 столицах округов, в 51 районных центрах, в 57 прочих городах и населенных пунктах, в общей сложности в 121 населенном пункте.

Чрезвычайное положение было объявлено Советскими оккупационными властями в 10 из 14 округов, в 167 из 214 районов советской зоны.

Центры народного восстания: Центрами демонстраций наряду с Берлином и его окрестностями была прежде всего среднегерманская промышленная область (с городами Биттерфельд, Галле, Лейпциг и Мерзебург) и Магдебургский регион, в меньшей степени также области Йена/Гера, Бранденбург и Герлиц. Во всех этих городах забастовки начинались на крупных предприятиях.

Жертвы восстания

Так как Советская Армия применяла оружие относительно соразмерно ситуации, и солдаты не стреляли вслепую по бастующим или демонстрантам, число убитых и раненых - как ни жаль каждую отдельную жертву - было довольно низким. Согласно сообщению Министра государственной безопасности, погибли 19 демонстрантов и 2 человека, не принимавших участия, а также 4 сотрудника полиции и госбезопасности. Ранены были 126 демонстрантов, 61 человек, не принимавший участие и 191 сотрудник сил безопасности. Вероятно, эти цифры занижены, тем более что в них не могли быть включены убитые и раненые, которые были переправлены 17 июня из Восточного Берлина в Западный через границу секторов. В западноберлинских больницах от ран скончались 8 участников июньского восстания.

Следует отметить, что появляются данные, сильно превышающие 267 убитых среди восставших и 116 убитых среди сил безопасности и функционеров режима.

Объявление военного коменданта города Магдебург

Настоящим сообщаю, что граждане Дарч Альфред и Штраух Герберт приговорены судом военного трибунала к смертной казни через расстрел за активные провокационные действия 17-го июня 1953 года, направленные против установленного порядка, а также за участие в бандитских действиях.

Приговор приведен в исполнение 18-го июня 1953 года.

Военный комендант города Магдебург

Перевод с немецкого Олега Шубина.

Материал подготовлен с использованием документов Института Аденауэра и частных архивов

Фото: АР/ Reuters/ Scanpix. Подборка фотографий drugoi Бонн - Рязань.