Пять лет расправы, сопротивления и надежды

Пять лет назад, 19 июня 2003 года, было положено начало "делу "ЮКОСа". В этот день арестовали Алексея Пичугина, занимавшего должность начальника отдела экономической безопасности в составе службы безопасности компании. Тогда еще никто не мог предположить, что список подвергшихся жесточайшему прессингу и преследованиям акционеров и работников "ЮКОСа" будет насчитывать десятки фамилий, а сама компания перестанет существовать.

Алексей Пичугин был первым, принявшим на себя удар. Не имея ни властных амбиций, ни отношения к финансовым потокам, он понес самое жестокое наказание из предусмотренных современным российским Уголовным кодексом – при полном отсутствии у обвинения каких-либо прямых доказательств вины.

Этот удар Алексей Пичугин выдержал. Так и не унизив себя лжесвидетельствами, которые на протяжении всех пяти лет от него требовали следователи, не оговорив ни себя, ни руководство "ЮКОСа", он оказался в "Черном дельфине", колонии для приговоренных к пожизненному заключению.

Но до точки в деле Алексея Пичугина еще очень далеко, что бы ни звучало с высоких трибун. Его жалоба на приговор ждет своего рассмотрения в Европейском Суде по правам человека. Множество людей пытаются добиться освобождения Алексея Пичугина из-под стражи всеми предусмотренными законом способами. Его дело остается в поле общественного внимания.

Сегодня, в пятую годовщину ареста портал HRO.org публикует мнения разных людей о деле Алексея Пичугина.

На вопросы портала HRO.org ответили правозащитники Елена Боннэр, Светлана Ганнушкина, Людмила Алексеева, поэтесса и радиоведущая Нателла Болтянская, политик Алексей Мельников и бывший вице-президент "ЮКОСа" Леонид Невзлин.

Елена Боннэр, общественный деятель, правозащитник, диссидент, публицист, вдова академика Андрея Сахарова:

"Я с самого начала следила за делом Алексея Пичугина – если не с момента ареста, то с момента первого суда. И за пять лет у меня сложилось глубочайшее убеждение, что это – один из самых фальсифицированных процессов последних десятилетий.

В процессе не выявилось ни одного свидетеля преступлений Пичугина. Более того, основным свидетелем является осужденный до ареста Пичугина многократный убийца и насильник совершенно отвратительного характера, который насиловал и душил удавками девочек. Преступления этого человека подтверждены, трупы его жертв найдены, и он был осужден задолго до ареста Пичугина.

И вдруг через несколько лет после приговора, его "органы безопасности" находят и делают основным свидетелем, так как он в лагере якобы "вспоминает", что ему кто-то через Пичугина давал задания еще кого-то убить.

Привлечение такого якобы свидетеля, полностью зависящего от администрации мест заключения, само по себе вызывает серьезные сомнения в честном ведении следствия. С большой долей вероятности можно полагать, что этот свидетель ничего о Пичугине, находясь в заключении, даже не слышал, пока его "служители Фемиды" не просветили. Пока они не объяснили, что от него требуется (возможно, за какие-нибудь послабления в условиях содержания), пока не одели в приличный костюм и не представили присяжным заседателям.

Показания других свидетелей от одного суда к другому изменялись, а в некоторых случаях свидетели от них вообще отказывались. И все они очень косвенные, по типу "кто-то сказал", "от кого-то слышал", и ни одно не вызывает доверия.

Все дело Пичугина выглядит колоссальной фальсификацией, трагическим фарсом, напоминающим открытые процессы приснопамятных 30-х годов. Но есть одно отличие. Подсудимый и осужденный Алексей Пичугин не признал своей вины. И это несмотря на явное и жесткое психологическое давление и, возможно, применение психотропных средств.

Непредвзятому наблюдателю – человеку со стороны (а я в данном случае являюсь именно таким) совершенно ясно, что в этой фальсификации принимает участие большой коллектив сотрудников органов безопасности, а также следователи, государственный обвинитель, судьи. Эта группа обманывает всю страну с этим процессом. И она ждет своего самого четкого и серьезного обвинения.

Очень жалко, что международная юридическая и правозащитная общественность процесс Пичугина воспринимает как вторичный или даже третичный на фоне таких громких и общеизвестных имен, как Ходорковский, Лебедев, Алексанян, Бахмина. Тоже чудовищное дело – женщину, мать двух маленьких детей ни за что ни про что осудили за то, что она якобы положила себе в ридикюль сколько-то миллионов.

Но мне кажется, что преступная фальсификация судебного процесса наиболее наглядна именно в деле Пичугина. Процесс Пичугина – один из самых демонстративных в том, какова российская судебная система последних десятилетий.

Прежде всего я должна сказать, что меня поражает Пичугин как личность – его стойкость, его нежелание оговорить людей, с которыми он работал, и самого себя, соответственно.

На сегодняшний день смена президентов, эта "рокировочка", не внушает мне особого оптимизма. Но все-таки я надеюсь. В страшных процессах, объединенных термином "1937 год", как ни странно, расстрела иногда избегали люди, которые держались и не подписывали фальсифицированные обвинения. И Алексей Пичугин мне напоминает тех редких героев."

Светлана Ганнушкина, председатель Комитета "Гражданское содействие", член Совета и руководитель Сети "Миграция и Право" Правозащитного центра "Мемориал":

"Ни один судебный процесс по "делу "ЮКОСа" не проходит объективно и беспристрастно. Это мне стало особенно ясно в 2003 году, кода о Ходорковском заговорили на встрече Комиссии по правам человека с Путиным. Этот процесс и этого человека тогдашний президент воспринимал очень лично, о процессе говорил крайне возбужденно, не выдерживая стиля деловой беседы.

Поэтому и все другие, связанные с этим процессы, безусловно, установочные. Все люди, проходящие по делу Ходорковского, судятся небеспристрастно, их дела необъективно рассматриваются судом. Это подтверждалось множество раз, и дело Пичугина, конечно, тут не исключение.

Можно очень много говорить именно по этому конкретному делу. Ненормально уже одно то, что Верховный Суд, удовлетворяя кассационную жалобу и отправляя дело на повторное рассмотрение, отмечает, что необходимо рассмотреть вопрос о назначении Пичугину более строгого наказания. По второму делу Пичугина в 2006 году Мосгорсуд вынес приговор: 24 года лишения свободы. И Верховный суд, принимая доводы кассационной жалобы адвокатов, фактически дал нижестоящему суду установку на ужесточение приговора.

То, о чем рассказывают адвокаты – чудовищно. Как были привлечены свидетелями люди, которые не могли Пичугина опознать. Эти люди осуждены на огромные сроки за тяжкие преступления. За их свидетельства им облегчают режим содержания. И их слово почему-то оказывается более весомым, чем слово свидетелей защиты.

То, что произошло с Пичугиным, может произойти с каждым из нас. Любого человека на улице можно остановить и вот такими методами осудить его за любое преступление. Просто за случайным образом выбранное преступление случайно выбранного человека.

К нам обращаются за помощью сотни людей, и у большинства из них есть основания жаловаться на необъективное расследование и несправедливые приговоры. Сначала это касается таких политически мотивированных дел, как "дело "ЮКОСа", потом – кампаний по борьбе с терроризмом, экстремизмом или еще чем-то.

А в итоге в огромном числе никак политически не мотивированных дел человека сажают без всякого на то основания – только потому, что нужно иметь раскрытое дело или кто-то "попросил" подобрать виноватого вместо себя. Следственные и судебные органы теряют свою профессиональную и приобретают совсем иную квалификацию. То, что сегодня происходит, страшно.

Совершенно очевидно, что Пичугин наказывается за верность "ЮКОСу" и лично тем людям, с которыми он работал. И это на самом деле говорит о его профессиональных качествах. Как бывший начальник отдела внутренней экономической безопасности "ЮКОСа" этот человек остается верен своим обязанностям и своим коллегам. И он не соглашается на то, что ему предлагают постоянно – свидетельствовать против руководителей "ЮКОСа".

Что можно сказать в такой ситуации? Держитесь, будем надеяться, что времена изменятся. Это должно измениться. И Пичугину, как и нам всем, приходится рассчитывать только на перемены. И ему я пожелала бы мужества, пожелала бы выдержать все то, что выпало на его долю.

И нам всем нужно пожелать с этим справиться. Ведь Алексей Пичугин сам сейчас не может влиять на ситуацию. Точнее, он может влиять только тем, что не предает тех, с кем был рядом. И я бы сказала, что отношусь к нему с большим уважением за это, и что таких мало».

Людмила Алексеева, председатель Московской Хельсинкской группы:

"Пичугин и Лебедев были арестованы до Ходорковского, и по тому, как шли их дела, было очевидно, что эти два человека арестованы в надежде следователей, что они дадут показания, компрометирующие главу "ЮКОСа".

Но у следователей и тех, кто отдавал им приказы, получилась накладка, потому что оба этих человека оказались очень стойкими и никаких компрометирующих показаний на Ходорковского не дали. А от Пичугина ждали, что он обвинит в убийствах и Ходорковского, и его друга и компаньона Невзлина. Этого не произошло, и потому Пичугину вынесен такой жестокий приговор.

Лично Пичугин никого "наверху" не интересовал. Приговор был местью ему за то, что не оправдал ожиданий, не дал тех показаний, которые хотело добиться от него следствие, не оболгал людей, которые к убийствам причастности не имеют, и себя не признал убийцей. Вот за честность, порядочность и человеческое достоинство Пичугин так жестоко и наказан.

Его второе дело сейчас полностью развалилось. Оно было построено на показаниях уголовников, которые имеют большие сроки. Им, по-видимому, пообещали облегчение их участи, и поэтому эти уголовники лгали и дали ложные показания на Пичугина.

Но те обещания, которые им давали, не выполнены или выполнены не полностью. И когда этих же лжесвидетелей представили на процесс Невзлина, они отказались от своих прежних показаний и объяснили, что дали их под давлением.

Мне бы очень хотелось сказать Пичугину, что я надеюсь на его скорое освобождение, но… На вопрос о Ходорковском, который задали Дмитрию Медведеву, он ответил: пусть подает прошение о помиловании. Но хотя нигде в законе не указано, что для того, чтобы просить о помиловании, надо признать себя виновным, наше начальство установило такую противозаконную практику. Мол, могут помиловать только в том случае, если человек признает себя виновным. Михаил Борисович Ходорковский на это не пойдет. Так же как не пойдет на это Пичугин.

Поэтому до тех пор, пока будут следовать не букве закона, а этому неписанному правилу относительно помилования, слова "пусть подает на помилование", остаются просто для того, чтобы сказать публично по этому поводу что-нибудь не очень кровожадное.

Будем надеяться, что времена смягчатся. Я не знаю, могут ли признания лжесвидетелей служить основанием для пересмотра дела Пичугина сейчас. Но помилование, амнистия – всегда в возможностях президента, если он в этом заинтересован и если совесть ему подсказывает это сделать".

Нателла Болтянская, поэтесса, ведущая радиостанции "Эхо Москвы":

"Я, безусловно, считаю Алексея Пичугина политзаключенным. Все фигуранты "дела "ЮКОСа" так или иначе стали политзаключенными. Насколько я понимаю, из Пичугина пытались "вынуть" показания, обличающие первых лиц "ЮКОСа". Этого сделать не удалось, несмотря на самые жесткие меры. Человек получает пожизненное заключение за убийства, по некоторым из которых нет трупов. Вероятно, многие на его месте дали бы признательные показания в чей угодно адрес.

Спасибо ему, что сохранил честь и достоинство. Вероятно, это невозможно – держаться в тех условиях, в которых он находится. И все-таки пусть держится. Хотя бы из ненависти к тем, кто является авторами такого сценария в его жизни. И еще очень хочется ему пожелать, однажды быть свидетелем на судебном процессе против тех, кто устроил "дело "ЮКОСа". Впрочем, дожить до такого процесса я желаю каждому россиянину."

Алексей Мельников, российская объединенная демократическая партия "ЯБЛОКО", депутат Государственной Думы I–III созывов, поручитель Алексея Пичугина во время его первого судебного процесса:

"Дело Алексея Владимировича Пичугина, на мой взгляд, целиком политическое. Представляется, что не имеет это дело отношения ни к профессиональному расследованию тех или иных событий, ни к правосудию. Прошло уже больше пять лет с момента, когда это дело началось, и все более становится понятным, зачем дело Пичугина потребовалось. Нельзя правильно понять то, что происходило с Алексеем Пичугиным в последние годы, если не рассматривать его в контексте отъема компании "ЮКОС" у его акционеров группой лиц, приватизировавших институты государственной власти, превратившей эти институты в инструмент передачи частной собственности под собственный контроль.

Дело Пичугина выполняло в этом процессе одну важную задачу – нужно было представить акционеров компании "ЮКОС", в частности Михаила Ходорковского и Леонида Невзлина, чуть ли не как убийц, которые ни от чего не отказывались, развивая бизнес. Видимо, считалось, что так легче будет отбирать собственность и парализовать в будущем попытки акционеров "ЮКОСа" противодействовать изъятию собственности, в том числе и в европейских странах.

Путин в конце мая 2008 года в Париже откровенно обозначил этот подход, говоря о Михаиле Ходорковском: "…часть группы, в которую он входил, обвиняется – и судом доказано – в совершении преступлений против личности, а не только в сфере экономики. За ними убийства, и не одного человека".

Заметим, что "судом" ничего подобного ни в отношении Михаила Ходорковского, ни в отношении Леонида Невзлина не доказано, Путин говорит неправду. И, между прочим, не доказано в том числе и потому, что Алексей Пичугин, находясь в заключении, не стал оговаривать акционеров "ЮКОСа".

На мой взгляд, деятельность так называемого "следствия" и так называемых "судов" в отношении Алексея Пичугина сами должны служить предметом независимого от группы Путина расследования. Сам же Алексей Пичугин как человек, по моему мнению, невинно осужденный, должен быть освобожден из заключения и полностью реабилитирован."

Леонид Невзлин, бывший вице-президент компании "ЮКОС":

"То, что "дело Пичугина" политическое – не только мое мнение, поскольку это – часть "дела "ЮКОСа". В какие бы краски ни красили Пичугина, а теперь меня, оно все равно уже политическое. То есть, везде, кроме России, не приходится доказывать, что ты не верблюд. Очевидно, что российская власть сама доказала, что "дело "ЮКОСа" – политическое, хотя бы потому, что она не только всех посадила, но и прибрала к рукам компанию. Сомнений нет.

Что касается пересмотра, то мы с Пичугиным в наихудшем положении, потому что если в делах по экономике возможны хотя бы амнистия или условно-досрочное освобождение из-под стражи (УДО), то в этих делах такого не практикуется. И поэтому есть абсолютная зависимость дела Пичугина от двух вещей.

Во-первых, от смены власти в России. Я сейчас не буду распространяться про демократию и свободу, я не очень верю в то, что это когда-нибудь произойдет в России, во всяком случае в ближайшем будущем, а каждый день жизни Пичугина в заключении – это трагедия. Поэтому мы говорим о драматической для нынешней правящей элиты смене власти, которая, конечно, может произойти. Когда-нибудь придут к власти люди, которые не захотят брать на себя ответственность за грехи путинской клики.

Во-вторых, пересмотр возможен в контексте общего "дела "ЮКОСа", грубо говоря – дела Ходорковского, если в конце концов и при такой власти, как есть, при преемнической, будут достигнуты какие-то договоренности.

В данный сценарий я не очень верю, потому что тогда ведь надо наказывать массу виновных. А это меня опять приводит к тому, что такое возможно только при драматической, то есть, не преемнической смене власти. При утрате власти теми, кто сейчас владеет ею в полном смысле слова: ее политической и финансовой, экономической, составляющими.

Вот поэтому, к сожалению, я не могу выражать оптимизм. У меня, конечно, есть надежды. В первую очередь – надежда на то, что "двухголовая" Россия долго никогда не жила, грубо говоря – год или два максимум. А потом все равно идут разборки между двумя бюрократическими партиями – новой власти и старой власти. Историю эту мы видели и в 1991 году, и в 1993. То есть, "двухполярная" или "двухголовая" Россия долго не существует.

Вот такие надежды на пересмотр дела Пичугина, не более того.

Во вдруг установившуюся демократию, свободу слова, свободу суда, в то, что декларировал Медведев, что суд будет освобожден от "позвоночной" административной системы – в это я не верю. Это практически невозможно в нынешнем абсолютно коррумпированном и "вертикально" выстроенном режиме. Таких надежд у меня, к сожалению, сейчас нет. Те, кто теперь владеет имуществом, деньгами и властью, не будут же их сейчас просто так отдавать.

Я наблюдаю за сопровождением этого процесса, я бы сказал – за ужасным силовым сопровождением, которое осуществляют ФСБ и прокуратура, и ужасным пиаровским сопровождением, которое, я думаю, тоже осуществляют ФСБ и прокуратура. И пришел к нескольким выводам для себя.

Прежде всего – установка "помазать" "ЮКОС" убийствами, то есть, обвинить компанию в преступлениях против личности, пришла с самого "верха". Об этом заявил Путин в одном из первых интервью после ареста Пичугина и Лебедева. И заявил как об однозначно известном факте, что за "ЮКОСом" есть какие-то кровавые дела.

В то время следствие только начиналось, Пичугин был арестован по обвинению в убийстве Гориных, которые вроде были его друзьями. То есть, это вообще никакого отношения к "ЮКОСу" как бы не имело. Но установка "сверху" уже была дана президентом, что за ними еще вот такие дела.

Это, кстати, недавно еще раз подтвердилось. По моему делу идет заочный суд, и Путин опять утверждает, что часть группы Ходорковского занималась еще преступлениями против личности. А это, мол, совсем недопустимо, сказал Путин.

Такие слова – сигнал, что мы "наверху" все следим за этим делом, что эта часть дела должна присутствовать в "деле "ЮКОСа". Причем речь идет об отделенной от Ходорковского части его группы. То есть, это, видимо, я. Я не думаю, что Пичугин – часть группы Ходорковского, это бывший сотрудник "ЮКОСа", а не часть группы.

Следующее. Согласно показаниям людей, лично заинтересованных в преследовании – Костиных, Рыбина, и так далее, – а других там, в общем, и нет, был Невзлин, который занимался такими делами, и был специальный сотрудник службы безопасности, осуществлявший связь. Этого сотрудника нужно было "назначить".

Теперь, почему они, явно не зная внутреннюю структуру и систему взаимоотношений людей, "назначили" Пичугина, а не кого-то другого. Я думаю, что его послужной список, его хорошие характеристики с предыдущего места службы, его биография человека, который работал в ФСБ, во внутренних войсках, в армии, сыграла с ним, к сожалению, злую шутку. То есть, я думаю, что они предположили, что такой человек прежде всего пойдет на сотрудничество.

И здесь они столкнулись с личностью совершенно удивительных свойств. Я снимаю перед Пичугиным шляпу.

У меня ведь очень специальное, сложное отношение к сотрудникам спецслужб, в том числе и бывшим, у меня очень сложное личное специальное отношение к людям очень религиозным, а он таким является. И к православному христианству у меня, не буду скрывать, специальное отношение.

Но вдруг в лице Пичугина я вижу исключение из всех правил, в хорошем смысле исключение. Из всех правил, которые у меня возникли, по восприятию других людей такого типа. Это настолько удивительное исключение, он настолько чистый, мужественный и истинно верующий человек, что я – еще раз повторю – просто снимаю шляпу.

А они совершили драматическую ошибку. Драматическую как для себя, так и для него. Для себя – потому что, видимо, все выстроили на том, что Пичугин начнет давать показания. А он не дал никаких показаний, потому что не взял на свою совесть никаких грехов.

И они не смогли и не могут ничего доказать. Для нормального суда, я имею в виду.

Еще, конечно, знакомство с Гориными сослужило свою плохую службу. Было шесть версий их убийства. Пичугин знал все эти версии и не сомневался, что его в этом обвинить не могут. Этот человек придерживался правильных административных спецслужбистских устоев, поэтому не считал нужным никуда ни прятаться, ни уезжать.

Подведу итог. Я думаю, получается так. С одной стороны, у них было желание заиметь подходящего человека, с другой стороны, они вычислили Пичугина, потому что он был знаком с пропавшими Гориными, с третьей стороны, он абсолютно идеально подходил по личностной характеристике с точки зрения эфэсбэшников. Здесь они ошиблись. Он не подошел.

Давайте попробуем посмотреть на технологию обвинения их глазами, хотя за них очень трудно думать и говорить, потому что это люди, или нелюди, совсем другой породы – я имею в виду прокурорских и сопровождающих их эфэсбэшников.

Посмотрите, что получается.

Никто, кроме них, лучше не знает, что все дело – это липа, туфта. И они шли постепенно, как бы пробуя каждый раз воду на ощупь, потому что понимали – у них нет ничего, в чем они могли бы обвинить Невзлина и Пичугина.

Начнем с самого базового дела. Трупов Гориных нет. А ведь это – базовое обвинение Пичугина. Им надо было решение прокурора, а потом суда, что считать Гориных убитыми.

И с точки зрения разъяснений Верховного Суда еще Советского Союза, и с точки зрения разных других юридических прецедентов и норм, никогда не осуждают и не обвиняют человека в преступлении, когда нет ни трупов, ни орудия убийства, ни исполнителей. У нас тот самый случай.

Сразу было сделано допущение, которое провели через прокурора а потом через судей: считать исчезновение Гориных их убийством, а убийцей считать Пичугина. К эпизоду с Гориными дали какие-то надбавки, которые назвали покушениями на убийство. Колесов якобы мешал карьерному росту Пичугина, а потом Невзлина. Костину пытались взорвать – почему-то около дверей квартиры, где она не жила. Какой-то бред.

Пичугина осуждают на двадцать лет, меняя суд присяжных. При этом в деле появляются какие-то абстрактные руководители или сотрудники руководства "ЮКОСа", которые ему якобы давали указания. Это был первый этап. Меня в приговоре еще нет.

То есть, они щупали воду, они сразу не хотели идти до конца, до меня, до пожизненного.

Затем идут на следующий этап, добавляют более тяжелые преступления, появляюсь я в приговоре. А потом они делают ему уже пожизненное, вставляют меня в приговор. Продолжают, появляется дело, выделенное по мне, и в какое-то время оно идет в суд. И так далее.

То есть, это метод проб и ошибок. И это, конечно, никакое не правосудие и не следствие.

На каждом этапе, я думаю, они сначала побаивались, как это пройдет с судьями, как это пройдет с прессой. Но, как оказалось, в России это проходит. И чем лучше это проходит в России, тем хуже это проходит в каком-либо другом месте, потому что, естественно, никто другой такие доказательства не примет. Поэтому они везде и проигрывают вне России – в вопросах об экстрадиции, в вопросах признания дела политическим, в вопросах принятия или непринятия следствием, министерством юстиции и теперь уже судом системы доказательств. И так далее, и тому подобное.

Сучилась такая история, что мы связаны с Алексеем Пичугиным, как пуповиной. И он это понимает, и я это понимаю. Я очень жалею, что в предыдущей жизни, в нормальной жизни, он не был моим другом, а я не был его другом, потому что о таком друге можно только мечтать – я имею в виду, как Алексей.

Он прекрасно знает, что я тему его освобождения не брошу никогда, что я за это буду бороться всеми возможными правовыми методами. Буду поддерживать тех, кого надо поддерживать, и буду пытаться достать и наказать тех, кого надо достать и наказать с точки зрения закона на Западе, а потом и в России.

Мне, естественно, больно за то, в каких условиях он находится, особенно потому, что он оказался хорошим человеком.

Что я могу еще ему сказать? Только чтоб он был уверен, что есть люди, которые о нем беспокоятся – о нем и о его близких".