Пособие по повторению истории

Два года тому назад на дискуссии, которая проводилась в "Мемориале" со школьниками, участниками исторического конкурса "Человек в истории", десятиклассница из Сибири на вопрос о том, как она относится к Сталину, сформулировала самостоятельно то, что с некоторых пор стало носиться в воздухе: "Сталин был эффективным менеджером".

Школьница правильно уловила тенденцию последних лет — все очевиднее становится стремление вытеснить из общественного сознания трагические страницы советской истории и под предлогом "избавления от комплекса вины" избавить общество от исторической ответственности.

Откровенно провозглашается цель создать "позитивный" образ прошлого для формирования "счастливой идентичности". Иначе, — пугают нас — молодые граждане России могут вырасти антипатриотами. Согласно этой активно внедряемой идеологии, не должно быть такой истории, с которой было бы "страшно жить", и российской молодежи ее можно преподносить только "сбалансированно".

Эта идеологическая задача была отчетливо сформулирована на всероссийской конференции учителей истории (июнь 2007 г.), где во время встречи с президентом прошла презентация пособия, написанного уже в "новом" духе, "Новейшая история России 1945–2006 гг. Книга для учителя истории" под редакцией А.В.Филиппова (М.: Просвещение, 2007). На этой же конференции обсуждалась идея создания и нового единого учебника по новейшей истории. Несколько недель назад образец такого учебника "История России. 1945–2007" вышел из печати. Этот продукт отчасти тех же самых авторов — Александра Филиппова, Анатолия Уткина и др., которые выпустили пресловутую "Книгу для учителя истории" (из учебника, правда, были убраны наиболее одиозные главы), — включен Минобрнауки в федеральный перечень учебных пособий, рекомендованных для изучения в старшей школе.

О пособии "Новейшая история России 1945–2006 гг. Книга для учителя истории", выпущенном при поддержке Национальной лаборатории внешней политики, заместителем руководителя которой является Александр Филиппов, написано уже достаточно. На самом деле не хотелось в какой бы то ни было форме заниматься пропагандой этого продукта, даже подвергая его критике. Однако активное внедрение "Книги для учителя" в российские школы, проходившее минувшей осенью почти повсеместно, чрезвычайно агрессивный тон некоторых ее авторов в ответ на прозвучавшую резкую критику вынуждают, к сожалению, хотя бы вкратце охарактеризовать это издание.

Прежде всего, "Книга для учителя истории" — это наскоро слепленные и плохо отредактированные тексты, порой противоречащие друг другу. Но авторы ставили перед собой отнюдь не учебно-методические задачи. В предисловии прямо говорится, что цель книги сформировать четкую гражданскую позицию у каждого выпускника. Как гражданин своей страны он должен представлять ценности и этические императивы культуры своего государства. (стр. 5).

О каких “императивах” идет речь и какой образ советского прошлого должен возникнуть у наших школьников в результате преподавания истории по этому пособию, становится ясно уже с самых первых страниц.

Не в 1977, а тридцать лет спустя читателя снова пытаются убедить в том, что хотя Советский Союз не был демократией, но он был ориентиром и примером лучшего, справедливого общества для многих миллионов людей во всем мире (стр.6.)

Дальше делается и вовсе фантастический по своей абсурдности вывод о том, что на протяжении70 лет внутренняя политика западных стран корректировалась в пользу прав человека под немалым воздействием СССР, гигантской сверхдержавы, осуществившей социальную революцию и победившей в самой жестокой из войн (стр.6). Вероятно, смысл этого утверждения на самом деле заключается в том, что отрицательный пример СССР, где так грубо нарушались права человека, должен был быть особенно пугающим для западных стран.

Неслучайно для пособия выбраны временные рамки 1945-2006, и за точку отсчета взят именно послевоенный период советской истории. Это дает возможность сразу же начать с такой актуальной темы, как "холодная война", в развязывании которой, как утверждается в книге, инициатива все-таки принадлежит США (стр. 16). Таким образом оказывается, что именно Запад несет ответственность за послевоенные репрессии и ужесточение сталинского режима, поскольку в условиях начавшейся "холодной войны" для сталинского руководства не могло быть и речи о демократизации внутреннего строя (стр. 36). Получается, что Сталин вроде бы и хотел после войны встать на путь демократизации, но происки империалистов не дали ему этого сделать.

Репрессии как метод отбора

Называя послевоенный период мобилизационно — восстановительным, авторы утверждают, что советская внутренняя политика отвечала тем мобилизационным задачам, которые ставило перед страной ее руководство (стр. 36), и поэтому ее репрессивный характер закономерен.

Лукавая формула — общая мобилизация и консолидация — позволяет представить сталинские кадры, осуществлявшие жесточайшими методами эту политику, хоть и с оговорками, но все же в позитивном свете. Наиболее разоблачительно звучит уже неоднократно цитировавшийся в СМИ пассаж о том, что представляли собой эти кадры: Самые сильные и энергичные, преуспевшие в невозможном, шли "наверх", на повышение. Те, кто добился хоть каких-то успехов, имели шанс продолжать работу на прежнем месте… Отсев освобождал места для новых испытуемых. В результате подобной, нередко кровавой "ротации" бюрократия подвергалась жесткому отбору. В известном смысле он закалял тех, кто уцелел. (стр. 38).

То есть школьникам должна внушаться мысль, что жесткие меры принуждения сталинской эпохи были совершенно оправданы, а целью их была мобилизация управленческого аппарата для обеспечения его эффективности (стр. 87). Поэтому и итог сталинских репрессий в конце концов положительный — ведь результатом его стало формирование нового управленческого класса, адекватного задачам модернизации в условиях дефицита ресурсов, — безусловно лояльного верховной власти и безупречного с точки зрения исполнительской дисциплины (стр. 90.)

Для оправдания методов насилия со стороны власти говорится об их рациональных причинах: Современные исследователи склонны видеть рациональные причины использования насилия в стремлении обеспечить предельную эффективность правящего слоя в качестве субъекта мобилизации общества на достижение невыполнимых задач. Сталин следовал логике Петра I: требуй от исполнителя невозможного, чтобы получить максимум возможного. (стр. 90).

Слово эффективный в данном случае — ключевое, поскольку оно снимает со сталинских методов управления всякую моральную оценку. Фактически авторы внушают мысль о том, что в российских условиях только страх и безусловное подчинение могут обеспечить так называемую эффективность.

Но приведенная выше фраза из пособия не только оправдывает сталинские методы, она лжива и по своей сути. Ведь именно эти методы и невероятный страх, испытываемый людьми, которые входили во власть на освободившиеся в результате репрессий места, на самом деле лишали их всякой инициативы, блокировали какие бы то ни было самостоятельные решения, и деятельность их становилась по сути неэффективной. Эту неэффективность сталинские кадры особенно ярко продемонстрировали в начале войны, когда боязнь ответственности привела к параличу власти, вызвала хаос и панику, обернулась в результате миллионами жертв и поставила страну на грань военной катастрофы. И позднее, уже в брежневскую эпоху, те же самые постаревшие кадры оказались не способны эффективно функционировать в условиях, при которых нельзя было действовать прежними мобилизационными методами.

Память о войне

В первых главах пособия много говорится о значении победы во второй мировой войне. Приводится и цифра потерь (27 миллионов), в короткой фразе упоминается и о судьбе свыше 5 миллионов репатриантов, которые проходили строгую проверку в фильтрационных лагерях, часть из них, особенно бывшие военнопленные, направлялись в лагеря (стр. 37.)

И тут снова виден главный принцип, по которому скроена эта книга — это смесь полуправды и умолчаний, перенос акцентов. Делается это лишь с одной целью — создать искаженную, а порой и прямо фальсифицированную картину. Так и в данном случае — вроде бы говорится о миллионах репатриантов ( неслучайно использован этот сталинский термин для обозначения и военнопленных, и угнанных в Германию гражданских лиц), но не приводится ни гигантской цифры реально попавших в плен, ни угнанных, и ничего не сказано о том, что все эти люди потом десятилетиями жили в с пятном в анкете.

Вот фактически единственный пассаж о значении победы:

24 июня 1945 г. на Красной площади состоялся Парад Победы, в календаре появился новый государственный праздник — День Победы (правда, нерабочим днем 9 Мая стало лишь с 1965 г.) (стр. 78). И здесь снова умолчание сродни неправде, поскольку эта фраза построена так, чтобы не было понятно, что раз рабочий день — это все-таки не настоящий государственный праздник. И ни слова не говорится о том, что все, что не вмещалось в миф о победе под руководством вождя, замалчивалось, что такова была сталинская политика по отношению к памяти о войне. И, конечно, не сообщается и о том, что после войны фронтовиков лишили денег за ордена, что одиноких военных инвалидов выселяли из больших городов. Не сказано ни слова о таком важнейшем послевоенной событии, как Нюренбергский процесс, — вероятно, в таком случае надо было бы признать, что этот процесс состоялся в очень большой степени под нажимом союзников и прежде всего американцев.

Только 2,6 миллиона…

Описывая послевоенный период, авторы вроде бы и вынуждены признать, что в стране имели место репрессии, существовала система Гулага, но при этом стараются подчеркнуть, что значение принудительного труда в этот период не следует преувеличивать — максимальное население ГУЛАГа составляло 2,6 млн человек (в 1950 г.), в то время как общая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве в том же году равнялась 40,4 млн человек (стр. 31).

Таким образом, не только снижается значение Гулага, но и создается ложная картина исторического периода, в котором принудительный труд играл чрезвычайно важную роль. Приводятся данные о количестве заключенных, находившихся в лагерях в 1950-ом году, но не сказано ни слова о тысячах спецпоселенцев и ссыльных. Не говорится ни о намертво привязанных к колхозам крестьянах, лишенных паспортов, ни о невозможности для тысяч эвакуированных с заводами на Урал и в Сибирь вернуться по собственной воле на прежнее место; ничего не сказано и о принудительном направлении подростков из детских домов в ФЗУ. Не упомянуты и миллионы немецких военнопленных, трудившихся в СССР.

В описании послевоенного периода не упоминается и имевший столь печальные последствия для десятков тысяч людей указ 1947 года "Об уголовной ответственности за хищение личного и государственного имущества", по которому в голодной послевоенной стране за мелкие кражи предусматривались драконовские сроки от 5 до 7 лет. В высшей степени предвзято в пособии говорится о сложной и трагической истории сопротивления советской власти в Прибалтике и Западной Украине. Эта борьба описывается главным образом как результат действий бывших немецких пособников и участников созданных нацистами полицейских и эсэсовских формирований. В республиках Прибалтики — Латвии, Литве и Эстонии — основу отрядов "лесных братьев", продолжавших оказывать сопротивление, составили созданные нацистами полицейские и эсэсовские формирования. Их также поддерживали западные державы, отказавшиеся признавать Прибалтику частью СССР. (стр. 47)

Про Польшу сказано лишь, что в Польше советские войска вынуждены были вступить в боевые действия против разрозненных сил антикоммунистических повстанцев. В польской гражданской войне погибло около 1 тыс. советских солдат. (стр. 156).

Не упоминается ни про пакт Гитлера–Сталина 1939-го года, ни про фактическую тогдашнюю войну с Польшей, ни про память о Катыни, питавшие польское сопротивление. Не говорится и про аресты и чистки, проводившиеся советскими органами в советской оккупационной зоне Германии, а потом и в ГДР.

Старые споры о главном

Безусловно, самой одиозной и вызвавшей наиболее резкую критику в этом пособии является глава "Споры о Сталине" в которой под видом так называемой исторической объективности осуществляется фактически реабилитация Сталина. Прежде всего приводятся слова Черчилля о том, что Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой (стр.81).

Невероятная жестокость сталинского режима оправдывается необходимостью укрепления государства, в том числе укрепления его индустриальной и оборонной мощи. Нигде в пособии не приводятся реальные цифры жертв политических репрессий, наоборот, делается совершенно лживый вывод о том, что приоритетной жертвой репрессий в 1930—1950е гг. стал именно правящий слой (стр. 89).

При этом авторы ссылаются, конечно же, не на ставшие доступными за прошедшие десятилетия архивные данные, а на некие не названные ими исследования отечественных и зарубежных историков (стр. 89).

В этой главе, по сути, возрождаются старые мифы защитников Сталина: например, со ссылкой на свидетельства Светланы Аллилуевой и Лиона Фейхтвангера утверждается, что Сталин, особенно вначале, был против культа собственной личности, что эти проявления его раздражали. Подчеркивается, что он был настоящим патриотом, поскольку ненавидел все заграничное:

Косвенным свидетельством тому могут служить воспоминания его дочери С. Аллилуевой о том, что отец, рассматривая ее одежду, всю жизнь задавал ей с недовольным лицом вопрос: "Это у тебя заграничное?" — и расцветал, когда я отвечала, что нет, наше, отечественное. (стр. 92) Приводится и еще один излюбленный пример защитников Сталина — принесение вождем в жертву даже собственного сына во имя отечества и ради реализации принципа всесословной ответственности перед государством: Дети вождей принимали непосредственное участие в боевых действиях в период Великой Отечественной войны <…> Многие из ушедших на фронт не вернулись домой. Старший сын Сталина Яков Джугашвили, … как и многие другие выходцы из семей высокопоставленных функционеров (стр. 87). Но при этом ни слова не сказано о том, что другой- любимый сын Сталина Василий в 24 года уже становится генерал-лейтенантом авиации и командующим ВВС московского военного округа- карьера, возможная только для сына Сталина.

Авторы, якобы говоря о противоречивости фигуры Сталина, на самом деле подводят к мысли о его великой роли в нашей истории: Именно в период его руководства была расширена территория страны, достигшая границ бывшей Российской империи (а где-то превзошедшая их); одержана победа в величайшей из войн — Великой Отечественной войне; осуществлена индустриализация экономики и культурная революция, в результате которой не только резко возросла доля лиц с высшим образованием, но и была создана лучшая в мире система образования; СССР вошел в число передовых государств в области развития науки; была практически побеждена безработица. (стр.93)

Можно приводить другие примеры такого же рода из этого пособия, но очевидно главная задача авторов — снабдить учителей такой аргументацией и предложить им такое видение нашей истории, в котором фактически происходит оправдание Сталина и сталинской политики.

Конечно же, это делается не только для создания позитивного образа прошлого, но и для выстраивания определенной исторической традиции, оправдывающий сильную власть. У школьников, благодаря такому преподаванию истории, должна возникнуть убежденность в безальтернативности и спасительности для России сильной и сверхцентрализованной власти, какой бы жесткой она ни была. Именно в этом и заключается тот самый императив, о котором заявляли в начале авторы:

Исследование исторической эволюции Российского государства в течение последних 500 лет показывает определенное сходство политических характеристик трех различных форм российской государственности Московского государства: (XV–XVII вв.), Российской империи (XVII I– начало ХХ в.) и Советского Союза при существенных различиях внешней формы (стр. 81).

Образ России как державы, всегда окруженной кольцом врагов, образ осажденной крепости — вот что должны усвоить нынешние школьники. Только сильная власть, сильная рука спасали ее и спасут от внутреннего хаоса и от внешних угроз:

Таким образом, анализ внешних и внутренних факторов позволяет констатировать повторение в советский период известной по предшествующим этапам российской истории необходимости выживания и развития в ситуации "осажденной крепости" (угроза внешней агрессии в сочетании с дефицитом времени и значимых для развития ресурсов). В этих условиях формирование жесткой милитаризованной политической системы выступало инструментом решения чрезвычайных задач в чрезвычайных обстоятельствах, а сама система представала модификацией той, что существовала в период Московского царства и Российской империи. (стр.85) Вот из этих камешков и предлагается сегодня выстраивать национальную идею, на этом создавать национальный консенсус — протягивая прямую линию российской. государственности от Ивана Грозного к Петру Первому, от Петра к Сталину и так далее…

Ходить бывает склизко по камешкам иным…

В пособии для учителя истории можно найти массу других примеров умолчаний, ложных выводов и прямых искажений фактов, и в главах, которые посвящены другим историческим периодам. Например, когда речь заходит об оценке событий 1956 года в Венгрии, про участников восстания говорится только одно, что они вешали коммунистов, забивали до смерти, расстреливали (стр. 134). Возведение берлинской стены в 1961 году названо лишь экстравагантным политическим решением (стр.132), и ничего не говорится о том, что это решение означало для двух Германий и для судеб тысяч немцев и какой это внесло вклад в "холодную" войну. Фактически положительно оценивается роль Брежнева и Андропова…

Однако, главное, ради чего, кроме создания позитивного образа прошлого и обеления Сталина, была написана эта книга, заканчивающаяся 2006 годом ( а учебник "История России. 1945–2007" буквально доведен до наших дней — до 2007-го), — это формирование образа "лихих 90-х" как периода полного развала и хаоса, и перехода, наконец, в 2000 году к наступлению порядка, всеобщего счастья и торжества суверенной демократии. Это превращает "Книгу для учителя истории" в пособие совсем иного, отнюдь не исторического толка — и тут у нас и в самом деле есть традиция создания такого сорта учебников, и "кратких курсов", 70-летие самого одиозного из которых мы отмечаем этом году. (Краткого курса истории ВКПб (1938).

Создатели книги (как уже говорилось выше) не только не скрывали , что выполняют политический заказ, но П.Данилин, — автор главы о суверенной демократии и шеф-редактор портала Кремль.Орг,– ответил в интернете на критику в свой адрес прямыми угрозами: "Я действительно написал шестую главу для "Новейшей истории России 1945–2006. Книга для учителя" <…>. Вы сколько угодно можете поливать меня грязью, а также исходить желчью, но учить детей вы будете по тем книгам, которые вам дадут, и так, как нужно России. Те же благоглупости, которые есть в ваших куцых головешках с козлиными бороденками из вас либо выветрятся, либо вы сами выветритесь из преподавания <…>".

Когда учебники истории собираются внедрять такими методами, это говорит о многом. Остается все-таки надеяться, что большинство российских учителей уже не удастся запугать, не удастся заставить снова объяснять своим ученикам, что черное — это белое, что они понимают свою ответственность не только за образ нашего прошлого, но и за образ будущего.

Источник: газета "30 октября"