В Сахаровском центре прошел вечер памяти Елены Боннэр. Репортаж HRO.org

15 февраля 2013 года исполнилось 90 лет со дня рождения Елены Георгиевны Боннэр – диссидента, правозащитника, публициста, жены академика Андрея Дмитриевича Сахарова. К этому событию был приурочен памятный вечер в Сахаровском центре, состоявшийся 6 марта.

Фоторепортаж Веры Васильевой

Во встрече приняли участие Александр Даниэль, Александр Лавут, Юрий Рост, Владимир Тольц, Борис Альтшулер, Татьяна Янкелевич и другие.

Открыл вечер фотограф, журналист и писатель Юрий Рост, отметивший, что больше всего ему запомнились такие качества Елены Боннэр, как сила воли, обаяние и жизнелюбие.

"Я познакомился с Еленой Георгиевной после того, как она с Андреем Дмитриевичем вернулась из Горького, – рассказал он. – Так случилось, что я, по-моему, был единственным из советских журналистов, кто встречал Сахарова и Боннэр на Ярославском вокзале. Там стояли странные "дворники", которые мне указали нужную платформу. Я увидел приходящий поезд, первой из вагона вышла Елена Георгиевна, закутанная в платке. Все стали ее фотографировать, и она сказала: "Что вы меня снимаете? Сейчас выйдет Сахаров, его и снимайте".

На следующий день я приехал к ним... И потом мы дружили очень долго, до конца ее жизни.

Так получилось, что я Елене Георгиевне немножко помог, потому что предложил, чтобы мы вспомнили ее жизнь. Было лето, мы месяц разговаривали. За этот месяц она узнала про мою жизнь все, а я узнал о ее жизни с Андреем Дмитриевичем. Договор был такой: говорим без всяких ограничений, потом я отправляю текст ей. Все, что она хочет вычеркнуть – она вычеркнет.

Елена Георгиевна работала очень точно, тщательно, упорно и через некоторое время вернула мне этот текст. В нем практически ничего не было вычеркнуто, но многое было дописано и уточнено. В этом рассказе был один очень мощный мотив: это мотив любви. Они очень любили друг друга".

После выступления Юрия Роста был показан фрагмент из его фильма о Елене Боннэр.

О любви Елены Георгиевны и Андрея Дмитриевича говорил и правозащитник Борис Альтшулер, который поделился воспоминаниями Валентины Дмитриевны Монгайт, друга семьи Боннэр и Сахарова:

"Это был конец 1971 года, Валентина Дмитриевна шла по улице. По другой стороне шли двое: Андрей Дмитриевич Сахаров и Елена Георгиевна Боннэр. Замечу, что им было уже в районе пятидесяти. Они шли, взявшись за руки, у них были такие счастливые лица! Живая сценка, неожиданно подсмотренная".

"Дом Сахарова, Сахаровский центр – это памятник Елене Георгиевне",– выразил мнение диссидент, политзаключенный советских времен, член Совета Правозащитного центра "Мемориал" Александр Лавут.

Он напомнил, как "в квартире Сахарова проходили пресс-конференции, которые собирали довольно много иностранных журналистов". По словам Александра Лавута, "сначала посылали приглашения и советским журналистам, но потом эта практика была приостановлена ввиду ее бесполезности".

Уникальные архивные видеозаписи трех таких пресс-конференций были продемонстрированы на вечере в Сахаровском центре. Первое из показанных мероприятий состоялось 28 января 1980 года – после того, как Андрей Дмитриевич Сахаров был отправлен в горьковскую ссылку. Второе было собрано 30 января в связи с тем, что Елена Георгиевна Боннэр была вызвана в прокуратуру из-за пресс-конференции 28 января. Третья пресс-конференция прошла 19 февраля того же года, поводом стал арест Вячеслава Ивановича Бахмина. Ее вела Софья Васильевна Каллистратова – адвокат, член Московской Хельсинкской группы, выступавшая в качестве защитника на многих политических процессах в СССР.

Но самыми трепетными воспоминаниями о Елене Георгиевне, прозвучавшими на вечере, были, безусловно, воспоминания ее дочери Татьяны Ивановны Янкелевич.

Татьяна Янкелевич призналась, что начав готовиться ко встрече в Сахаровском центре еще два месяца назад, она никак не могла сформулировать главные качества характера ее матери. И только в последний момент нужные слова легли на бумагу.

"Здесь было упомянуто о бесстрашии женщин правозащитного движения и моей матери. Это было первое в моем списке, – сказала Татьяна Янкелевич. – В это бесстрашие входило бесстрашие называть все своими именами. В него входило бесстрашие отказа верить лжи. Способность отличить истину от лжи и добро от зла. Вообще, во всем, что она говорила, писала, делала, мне кажется, очень резко проступает ее неприятие, ненависть к любой лжи.

В ней была верность без догматизма. И верность эта была даже не идеям и идеалам, как принято говорить, а человеческому в человеке.

В ней была доброта без сентиментальности.

Чуткость к горю.

В моей матери было очень развито, как она сказала бы, чувство вины. А я скажу – чувство личной ответственности – за то, что происходит в тебе, вокруг тебя, в стране и даже в мире.

Потому естественен ее выбор профессии. Она выбрала медицину, точнее – педиатрию и даже еще более узко – микропедиатрию. Область, которая занимается недоношенными детьми.

Отсюда же приход ее к тому, что я назвала бы "протоправозащитой". И потом уже к правозащите, которая, как вы знаете, зародилась в конце 60-х годов XX века.

Мне кажется, что от этих качеств моей матери происходит также ее очень острое сознание необходимости памяти личной и коллективной.

В школе завуч ее называла "коллегией адвокатов", потому что она всегда приходила за кого-то заступаться.

На войне моя мать дала пленному немцу кусок мыла. Это был человек, это был страдающий человек, а человек и человеческая жизнь для нее всегда были важнее любой догмы, любой идеологии. За это ее чуть не исключили из комсомола, чуть не арестовали".

Как рассказала Татьяна Янкелевич, когда в январе 1953 года на страну обрушилось "дело врачей", Елена Боннэр публично заступилась за своего преподавателя в 1-м Ленинградском мединституте. Тот, отказавшись участвовать в осуждении "врачей-убийц", заявил: "Под этими рецептами сочли бы за честь подписаться лучшие врачи мира".

От отчисления вольнодумную студентку спасли смерть Сталина и прекращение "дела врачей".

В 1956 году, будучи замдиректора по учебной части в медицинском училище, Елена Боннэр приняла на работу преподавателем биологии женщину-генетика. В то время, когда генетиков и генетику еще не реабилитировали, это был опасный поступок.

Даже находясь в ссылке, Елена Георгиевна находила возможность отправлять передачи другим ссыльным.

Как-то, столкнувшись в лифте с Борисом Пастернаком, Елена Боннэр, по ее собственному признанию, испытала чувство сильнейшего стыда за ту травлю, которой он подвергался.

Когда в 1991 годы открыли архивы КГБ, Елена Боннэр скрупулезно разыскала в них информацию о близких и знакомых людях, погибших в сталинской мясорубке, хотя многие другие не хотели узнавать горькую правду о своих родных.

Татьяна Янкелевич завершила свое выступление словами Булата Окуджавы, которые, по ее мнению, выражают суть характера и поступков Елены Боннэр: "Медлить и врать не обученная".

На мемориальном вечере также вспоминали о Ларисе Иосифовне Богораз, Татьяне Михайловне Великановой, Нине Петровне Лисовской и других ушедших женщинах диссидентского движения в СССР.

В частности, член Правления Международного "Мемориала" Александр Даниэль говорил о Софье Васильевне Каллистратовой и другом адвокате-правозащитнике – Дине Исааковне Каминской.

"В моей памяти эти два имени образуют композицию, элемент батального полотна диссидентской Москвы. Два блистательных адвоката, две звезды политической защиты, две замечательные, яркие, необычайно красивые женщины. Два центра притяжения московской публики. Я с обеими много лет общался и по делу, и просто любил заходить в гости к обеим", – признался правозащитник.

Его ярчайшим воспоминанием стал судебный процесс над демонстрантами на Красной площади 25 августа 1968 года против ввода советских войск в Чехословакию. На этом суде Александру Даниэлю (сыну Ларисы Богораз и Юлия Даниэля), как он выразился, "посчастливилось присутствовать".

"Я настаиваю на слове "посчастливилось". Подчеркиваю это слово и настаиваю на нем", – заявил Александр Даниэль и продолжил:

"Дело слушалось неподалеку отсюда, на Серебрянической набережной, в районном нарсуде, с 9 по 11 октября 1969 года.

Сравнение театра как вида искусства и судебного слушания – это избитая мысль. В октябре 1968 года все актеры – судья, прокурор, подсудимые, их защитники – великолепно сыграли свои роли. И каждая роль была будто создана именно для того, кто ее исполнял.

Обе героини этого выступления сыграли первые роли.

Дина Исааковна вела на следствии дела двух обвиняемых, двух арестованных – Ларисы Богораз и Павла Литвинова. Но вначале судебного заседания Лариса Иосифовна отказалась от адвоката и в дальнейшем сама осуществляла свою защиту, а Дина Исааковна осталась защитником только Павла Литвинова.

Софья Васильевна вела защиту Вадима Делоне.

Я буду говорить только о выступлениях защиты после судебного следствия, перед вынесением приговора.

У Софьи Васильевны было то, что называется "пламенная речь". Эмоционально насыщенная, богато интонированная, великолепно произнесенная. Тут еще надо отметить ее удивительный русский язык – это был правильный, уже ушедший московский говор. Жестикуляция ораторская, классическая. И облик соответствующий. Внешность, с одной стороны, простой русской женщины, а с другой – я даже рискнул бы сказать: величественная. Когда она выступала на трибуне, у меня было впечатление, что машина времени перенесла меня на сто лет назад, во времена великих русских адвокатов XIX века.

Дина Исааковна – полная противоположность. Тоже очень красивая, яркой красоты женщина, но при этом выступающая сухо, точно, спокойно. Ровный голос. Эмоций ноль. Она напоминала учителя математики, который доказывает у доски теорему. Только рассуждения, только интеллект, против которого невозможно устоять. При этом энергетика выступления была очень высока. После него казалось, что суду остается только одно – вынести приговор: адвокат доказал, что его подзащитный невиновен.

Я, кстати, думаю, что именно поэтому Лариса Иосифовна предпочла защищать себя сама, потому что она человек точно такого же типа, как Дина Исааковна. Это было бы повторением.

Это ощущение дополнительности двух великих адвокатских талантов не оставляло меня очень долго и после суда.

Где-то в начале ноября 1968 года была вечеринка, которая формального повода не имела, а неформальный повод все знали. Это вечеринка в честь адвокатов, выступавших на этом процессе. Собралось много народа, пришли героини события. И пришел Юлий Черсанович Ким с гитарой. И, по-моему, тогда, на этой вечеринке, впервые прозвучала его ставшая впоследствии знаменитой песня "Адвокатский вальс".

И эти два великих адвоката высказали два противоположных суждения о роли своей деятельности.

Эмоциональная Софья Васильевна констатировала: "А мы никакой роли не играем. Мы ничего не можем изменить в этой машине. Мы – факельщики на похоронах".

А предельно рациональная Дина Исааковна призналась: "А я в момент, когда выступаю, всегда верю, что моего подзащитного оправдают, потому что он невиновен".

В конце вечера состоялся небольшой концерт классической музыки.