Михаил Трепашкин. Интервью из-за решетки

Мы неоднократно писали о сфабрикованном деле адвоката Михаила Трепашкина, о его злоключениях в нижнетагильской колонии ФГУ ИК-13, о многочисленных фактах грубого нарушения его прав. Сейчас Михила Трепашкина содержат в камере следственной тюрьмы Екатеринбурга. Предлагаем вашему вниманию интервью корреспондента HRO.org Веры Васильевой с Михаилом Трепашкиным.

 

 

Решение о переводе Михаила Трепашкина из колонии-поселения на гораздо более жестский общий режим принято Тагилстроевским районным судом Нижнего Тагила 9 марта 2007 года, однако в законную силу оно не вступило, так как было обжаловано осужденным и его защитниками в Свердловском областном суде. По свидетельству самого Трепашкина, постановление о заключении его под стражу вообще как отдельный процессуальный документ до сих пор отсутствует (!).

Разбирательство кассационной жалобы, изначально намеченное на 10 октября 2007 года, судьи, даже не выйдя в судебное заседание, перенесли на 7 ноября, мотивировав свое решение тем, что "не успели ознакомиться с делом". Адвокаты считают, что истинная цель переноса даты слушаний – затягивание процесса, стремление оставить Михаила Трепашкина в "одиночке" до истечения определенного ему приговором срока заключения, то есть, - до 30 ноября 2007 года.

Напомним, что Михаил Трепашкин был признан виновным в хранении и перевозке боеприпасов (одного патрона) и в разглашении государственной тайны (сообщение фамилии агента КГБ СССР своему бывшему начальнику по работе в ФСБ РФ).

Осужденный своей вины не признал. Между тем наблюдатели настоящей подоплекой дела Трепашкина называют независимое расследование взрывов жилых домов в Москве в 1999 году, которое тот вел. Кроме того, он был адвокатом двух потерпевших в результате этого теракта.

Крупнейшая международная правозащитная организация Amnesty International ("Международная Амнистия") указала на наличие политических мотивов в деле Михаила Трепашкина.

 

Михаил Трепашкин Фото mariasmirnova

У нас появилась уникальная возможность узнать о ситуации "из первых уст" – от самого заключенного Михаила Трепашкина. Некоторое время назад корреспондент HRO.org Вера Васильева адресовала Михаилу Трепашкину вопросы о его оценке нынешней ситуации и уголовного дела в целом.

- Михаил Иванович, начать разговор мне хотелось бы с ситуации, в которую Вы были поставлены после 9 марта 2007 года, когда районный суд постановил перевести Вас из колонии-поселения на общий режим . И Вас - до вступления в силу этого решения - поместили в "одиночку". Правильно ли я понимаю, что в постановлении Тагилстроевского районного суда ничего не сказано о содержании в одиночной камере?

Свой ответ я начну с оценки постановления судьи Тагилстроевского районного суда города Нижнего Тагила Свердловской области Ильютика Д. А. от 9 марта 2007 года о признании законными наложенных на меня взысканий и о переводе меня как злостного нарушителя режима отбывания наказания из колонии-поселения на более строгий режим – общий.

Я уже писал когда-то, что многие судьи в нынешней России начинают походить на оперативных работников и заниматься подгонкой материалов так, чтобы из нормального человека изобразить преступника, из законопослушного гражданина сделать правонарушителя, из неугодного для администрации колонии осужденного – "злостного нарушителя режима отбывания наказания". При этом судьи забывают, что они призваны объективно и беспристрастно разбираться в ситуации, в событиях, в материалах. Они забывают о Римской (судейской) Конвенции, а свои усилия сосредотачивают на том, чтобы "грамотно" очернить человека, завуалировать правду и представить преследуемого чуть ли не маньяком-уголовником.

Причем эта беда не только районных судов, но даже Верховного Суда России. Одна из причин – прием на судейские должности бывших нечистоплотных и непорядочных следователей и прокуроров, бывших обвинителей...

Нормальный судья в соответствии с законом исследует как доказательства обвинения, так и доказательства защиты. В моем случае в судебном заседании всячески "отфутболивались" доказательства защиты и принимались любые бумажки от администрации ИК-13 и помощника Нижнетагильского прокурора по надзору за соблюдением законов в ИУ (исправительных учреждениях).

А в судебном решении от 9 марта 2007 года судья умудрился не упомянуть показания более 20 свидетелей защиты, в том числе очевидцев тех событий, которые мне были вменены как "нарушителю режима"! Это грубейшее нарушение Уголовно-процессуального кодекса России, и я надеюсь, что судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда даст оценку такому произволу.

Ряд свидетелей-очевидцев – Коробаев С. К., Крючков С. Л. и другие сами являлись к месту судебного заседания, но в их допросах было отказано. Хотя Федеральный закон обязывает судью допросить таких свидетелей, явившихся в суд. И вот вопрос к общественности: как назвать юриста, попирающего закон? Подскажу, если кто далек от юридических понятий, – преступник!

Почему судья районного суда так безнаказанно нарушал закон? Потому что ему всячески покровительствовали прокуроры. Я уже многократно писал, что Главная военная прокуратура, грубо сфабриковавшая (совместно с ФСБ РФ) в отношении меня уголовное дело, специально через ФСИН России заслала меня незаконным "персональным спецнарядом" за 2200 километров от Москвы, чтобы я не имел возможности показать механизм преступной фабрикации дела. И сюда, в Свердловский край, безбоязненно прислались «указивки», мол, "Трепашкин – адвокат Березовского" и его нужно здесь давить.

В многомесячном процессе, который длился аж с 10 апреля 2006 года по 7 марта 2007 года, постоянно находился заместитель военного прокурора Алишер Сабитов. Сабитов для доклада в Москву записывал подробно ход процесса. Записывал как в блокнот, так и на диктофон. Он исправно следовал за судьей Ильютиком, не оставляя его даже в момент удаления в совещательную комнату. Я считаю (вижу по "почерку"), что постановление от 9 марта 2007 года об изменении мне режима колонии-поселения на общий, которое на мой взгляд юриста с 25-летним стажем – образец беззакония, придумали военные прокуроры.

 

Михаил Трепашкин Фото mariasmirnova

Самое возмутительное в постановлении судьи от 9 марта 2007 года – то, что меня до вступления решения суда в законную силу поместили под стражу без отдельного постановления о применении ко мне меры пресечения.

Здесь я очень прошу правозащитников и адвокатов России обратить внимание на беззаконие, которое стало системой для российских судов. Тысячи осужденных к режиму колонии-поселения подвергаются таким же нарушениям закона.

По приговору суда от 19 мая 2004 года мне назначено »нестражное» наказание. Пункт "а" части 1 статьи 129 Уголовно-исполнительного кодекса РФ (а это единственный федеральный закон, определяющий условия отбывания осужденных в колонии-поселении) указывает, что осужденные к лишению свободы в виде колонии-поселения отбывают наказание не только без стражи, но и без охраны, а лишь под надзором администрации колонии-поселения.

Часть 1 статьи 56 Уголовного кодекса РФ указывает, что есть виды лишения свободы и среди них выделяется один – направление в колонию-поселение, который исключает помещение под стражу. Однако судьи не различают виды лишения свободы и отождествляют почти повсеместно термин "лишение свободы" и "помещение под стражу". И как результат такой мало образованности – судьи сажают "поселенцев" под стражу, "забывая" вынести постановление с указанием, почему в отношении лица, которому приговором определено пребывание даже без охраны, применяется помещение под стражу за решетку! 9 марта 2007 года такая участь постигла и меня. Чтобы было понятнее, я попробую пояснить ситуацию по схеме "вопрос – ответ".

До 9 марта 2007 года я был под стражей? – Юридически нет, ибо колония-поселение – нестражное наказание.

Чтобы поместить осужденного к режиму колонии-поселения, нужно вынести отдельное постановление о заключении под стражу? – Обязательно! Часть 2 статьи 256 Уголовно-процессуального кодекса России четко и однозначно указывает, что постановление о заключении лица под стражу "выносится в совещательной комнате и излагается в виде отдельного процессуального документа..."

В отношении меня такого документа не выносилось, и я 7 (семь!) месяцев удерживался под стражей без постановления о заключении под стражу. Это не только нарушение УПК России и статьи 5 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, это - преступление, предусмотренное частью 3 статьи 301 УК РФ ("Заведомо незаконное содержание под стражей"), предусматривающее наказание от 3 до 8 лет лишения свободы.

Особо криминальной ситуация выглядит после того, как 21 июля 2007 года истекли все сроки давности наложенных на меня взысканий, так и не вступивших в законную силу.

В соответствии с частью 8 статьи 117 Уголовно-исполнительного кодекса РФ я считаюсь лицом, не имеющим взысканий. Исчез предмет судебного дела о переводе меня из колонии-поселения на общий режим. И соответственно судья, у которого дело находилось в производстве на 21 июля 2007 года, обязан был в силу требований Федерального закона не только прекратить производство по судебным материалам в части изменения режима (часть 1 статьи 239 УПК РФ), но и немедленно освободить меня из-под стражи (пункт 2 части 3 статьи 239 УПК РФ), направив снова в колонию-поселение.

Но судья не сделал этого. И сейчас я нахожусь в следственном изоляторе под стражей вообще без каких-либо малейших оснований [в момент подготовки ответов на вопросы HRO.org Михаил Трепашкин находился в СИЗО-1 города Екатеринбурга в ожидании разбирательства его кассационной жалобы в Свердловском областном суде– Прим. В. В. ] И мне очень интересно, что напишет в своем определении по этому поводу Свердловский областной суд, поступит ли он - по закону?

Я описал нарушения закона при вынесении постановления от 9 марта 2007 года более чем на 100 листов. Я не могу их все даже перечислить из-за большого объема информации. Но я очень советовал бы их почитать правозащитникам и адвокатам, - чтобы бороться с подобным произволом в отношении других осужденных. К сожалению, многие пропускают подобные нарушения без надлежащего реагирования, а это - порождает судейский произвол...

 

Михаил Трепашкин Фото mariasmirnova

Теперь относительно действий администрации ФГУ ИК-13. Во-первых, в ПФРСИ (помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора), то есть под стражу, помещать могут только по постановлению об изменении меры пресечения в виде заключения под стражу. Такой документ по закону должен быть в наличии для помещения в ПФРСИ. Но его же не было! И нет. Можно считать действия администрации ФГУ ИК-13 по приему и помещению меня в ПФРСИ под стражу без необходимого документа законными?

Во-вторых, меня незаконно поместили в камеру одиночного содержания, где я пробыл семь месяцев. В постановлении судьи Тагилстроевского районного суда города Нижнего Тагила Ильютика Д. А. от 9 марта 2007 года нет ни слова о помещении меня или содержании в камере-одиночке.

Кроме того, следует учитывать, что одиночное содержание в камере на срок до 6 месяцев применяется лишь как мера взыскания в исправительных колониях особого режима к лицам, осужденным пожизненно, или особо опасным рецидивистам (пункт "г" части 1 статьи 115 УПК РФ и пункт "г" части 1 статьи 58 УК РФ). Я не отношусь ни к одной из этих категорий. Да и режим у меня очень далекий от особого. И обратите внимание, даже "особникам" с пожизненным заключением нельзя находиться в камере-одиночке свыше 6 месяцев.

А мне придумали наказание, вообще не существующее в законодательстве России – более 7 месяцев одиночного содержания в условиях сенсорной депривации!

Мотивацию своих действий сотрудники колонии мне не пояснили. И никаких дополнительных документов о содержании меня именно в одиночке я не видел. У меня сложилось впечатление, что там в подобной ситуации не я первый...

Поражает позиция Свердловского областного суда, вынесшего определение о моем этапировании в СИЗО-1 города Екатеринбурга для участия в суде кассационной инстанции. Дело в том, что осужденный к режиму колонии-поселения, поскольку это нестражное наказание, может сам за свой счет явиться в суд по повестке. В крайнем случае – в сопровождении сотрудника администрации колонии. Но не под конвоем!

Каковы бытовые условия Вашей жизни сейчас?

Сейчас я сижу в камере №419 СИЗО-1 города Екатеринбурга, двухместной. Меня и здесь хотели подвергнуть одиночному содержанию, но я запротестовал. Сейчас нас в камере двое. Холодно. Нет ни радио, ни газет, ни телевизора, в общем, без новостей. От холода и соседства собачьего питомника, а также из-за того, что этапом я следовал под охраной не только конвоя, но еще и собак, - на шерсть которых у меня сильная аллергия, - я болею и вынужден пить много лекарств от аллергии. Они облегчают дыхание, но сильно снижают работоспособность (сонливость, вялость, дискомфорт и т. п.).

- Какую медицинскую помощь Вы получаете? Изменился ли объем и характер этой помощи после того, как Вас поместили в одиночную камеру? Получаете ли Вы необходимые Вам лекарства и лечение? Наблюдает ли Вас медик? Есть ли у него соответствующая Вашему диагнозу квалификация?

В ПФРСИ я лечился сам, самолечением. После того, как меня там напичкали лекарствами, влияющими на психику (что я обнаружил, хотя и не сразу), я больший упор сделал на дыхательную гимнастику и те лекарства, которыми я лечился ранее, до помещения в ПФРСИ. Их мне помогла купить и принести в колонию адвокат.

В ФГУ ИК-13, после помещения меня в камеру-одиночку, я столкнулся с большими трудностями в получении медпомощи. Мне нужны дорогостоящие лекарства от бронхиальной астмы с учетом степени ее тяжести. Начальник медсанчасти колонии Ткачук заявил, что одно лекарство "Серетид" стоит столько, сколько выделяют средств на медикаменты на всю колонию в месяц.

А так как в колонии много больных, то меня вообще не могут обеспечить даже единичными ингаляторами типа упомянутого "Серетида", не говоря уже о других лекарствах. На мой вопрос, что же - меня заперли под стражу специально, чтобы я задохнулся без лекарств, начальник медсанчасти лишь пожал плечами и порекомендовал обратиться к адвокату и правозащитникам, - чтобы они передали для меня лекарства...

Ни врача-пульманолога, ни аллерголога, то есть специалистов по имеющемуся у меня заболеванию, в колонии не имеется. И на консультации в ЛПУ города Нижнего Тагила мне запретили любые поездки после того, как я оказался в ПФРСИ в камере-одиночке.

Медик приходил редко, спрашивал через решетку, чем лечусь и мог дать лишь таблетку от головной боли либо "Сальбутамол" для облегчения приступов бронхиальной астмы. За все время нахождения в ПФРСИ с марта 2007 года меня не осматривали.

Если я спрашивал о необходимых лекарствах, либо просился на консультации к врачам, мне лишь советовали держаться до конца срока, намекая на приказ "сверху", то есть из ФСИН России. Вот все, что я могу сказать о медобслуживании в период нахождения в камере-одиночке.

 

Михаил Трепашкин Фото mariasmirnova

- Разрешены ли Вам свидания с родными? Когда Вы в последний раз виделись?

Формально встречи, свидания с родными не запрещены. Как осужденный (по приговору военного суда от 19 мая 2004 года) к режиму колонии-поселения я имею право на свидания без ограничений их количества. Это прямо предусмотрено в Федеральном законе – пункт "а" части 1 статьи 129 Уголовно-исполнительного кодекса РФ. Притом не ограничиваются свидания ни с родными, ни с близкими, ни просто со знакомыми.

Однако в ФГУ ИК-13 города Нижнего Тагила мне даже с защитниками часто отказывали во встречах. А с родными и близкими вообще не было встреч. Не подпускали близко к так называемому "участку колонии-поселения" просто знакомых. В общем, создав "поселение" внутри колонии общего режима, администрация лишила меня того права на свидания "без ограничения их количества", о чем указано в законе.

Причем моим адвокатам и родным других осужденных, которые поддерживали мои жалобы на беззакония в ИК-13, представители администрации иногда заявляли: "А чего родные не приезжают? Пусть приедут, разрешим свидание". Но когда родные приезжали, этот осужденный оказывался вдруг помещенным в ШИЗО.

Представитель администрации разводил руками и говорил: "Когда в ШИЗО, то свидания не разрешены". И, утирая слезу, жена с детьми уезжала обратно за тысячи километров. Я это видел, поэтому своей жене написал, чтобы сюда она не приезжала, ибо со мной будет точно так же.

Ведь до этого ФСИНовцы издевались над моей семьей в Москве и Подмосковье. То 5 месяцев не давали свидания, требуя разрешения от многих начальников. То вызовут за 87 километров в город Дмитров якобы на свидание, а потом откажут. А жена на это время детей оставляла, где могла, и потом переживала за них (младшим было 1 год и 6 лет соответственно).

В общем, тема свиданий – это еще один рычаг пыточного воздействия властей на преследуемых осужденных. Я испытал это на себе в полной мере. Вот и сейчас, казалось, приедь жена - и будет свидание, ведь я ее не видел с 15 сентября 2005 года (более 2 лет!), право на свидание имею. Но...

Поскольку удерживаюсь в ПФРСИ, то свидание может быть исключительно в КДС (комната длительного свидания), а там - очередь расписана до конца моего срока!

Ведь таких комнат для свиданий на всю колонию ИК-13, где сейчас содержится порядка 2 000 человек, всего несколько.

Вот и получается, что мое право на свидание не может быть реализовано. Да и не дадут мне свидания, оглядываясь на "указание из Москвы"...

Оказывают ли какое-либо незаконное давление на моих родных, я не знаю. Ибо такое письмо, даже если бы и написали об этом, мне не пропустят. Цензура пересылки очень строгая. Ей подвергается даже переписка с Уполномоченным по правам человека в РФ, с судами и прокуратурой. То есть там, где цензура категорически запрещена (часть 2 статьи 91 УИК РФ).

Хочу подчеркнуть, что таким грубым нарушениям прав человека в России, прав детей на свидания с родителями не дается надлежащая оценка даже в Европейском Суде по правам человека. Чиновничий бюрократизм, бездушие проникают и в эту структуру. Они нередко принимают во внимание сфабрикованные материалы ФСИН, где на это задействованы огромные усилия, а не свидетельства человека, россиянина, чьи права грубо нарушены чиновниками. И такая ситуация поощряет, множит произвол в России.

- Вы опасаетесь за свою жизнь? Почему?

Даже из того, что мне известно, было несколько попыток покушений. Об одном из таких готовящихся покушений в 1998 году поведали общественности сотрудники УПРО ФСБ РФ: вначале в апреле 1998 года – главе администрации президента России и тележурналисту С. Л. Доренко, а чуть позже, в ноябре того же года, – в "Интерфаксе", уже большому количеству журналистов. Но общественность и прокуратура не отреагировали на показания 12 свидетелей и иные многочисленные доказательства. Уголовное дело о готовящимся покушении было закрыто с формулировкой: "...поскольку Трепашкин остался жив". Потенциальный убийца остался на свободе. А следовательно, и опасность ходит рядом.

Уже в 2004 году в суде бывший начальник 7 отдела УРПО ФСБ РФ (УРПО - Управление по разработке и пресечению деятельности преступных объединений – одна из самых засекреченных в ФСБ структур) показал, что ему лично генерал ФСБ дал приказание разобраться со мной за то, что судился с руководством ФСБ РФ. Но судья Седов С. П. и прокурор Пайчин закрыли глаза на сей факт.

Когда был образован Общественный комитет в мою защиту после жестокого убийства Александра Литвиненко, я помню, что правозащитники намеревались заняться исследованием проблемы внесудебных расправ и политических убийств...

 

Пикет в защиту Михаила Трепашкина Фото mariasmirnova

- Давление на вас, – инициатива тюремной администрации, или его источник иной?

Цели моего преследования – создать мне наиболее жесткий режим наказания за то, что посмел разоблачать преступления властей. Чтобы здесь сделать меня в лучшем случае инвалидом, не могущим продолжать свою активную правозащитную и адвокатскую деятельность. А в худшем – уничтожить...

Источник преследований, как мне кажется, – непосредственно в Главной военной прокуратуре. Это то, что доказывается документально, есть письменные указания, поступившие еще от бывшего Главного военного прокурора Савенкова А. Н. через Нижнетагильскую военную прокуратуру (Шулятникова). В этих указаниях виден мотив моего преследования за то, что я намеревался защищать интересы пострадавших от взрыва домов в Москве в 1999 году. В уголовном деле, по которому я был осужден, есть письмо из ФСБ РФ, что я защищаю пострадавших якобы по просьбе Березовского и ищу компромат на ФСБ...

- Международная правозащитная организация Amnesty International указала на наличие политических мотивов в Вашем уголовном деле. Что это за мотивы, с Вашей точки зрения?

В моем уголовном деле и последующих преследованиях очевиден политический мотив, на что сразу обратили внимание известные правозащитники Елена Георгиевна Боннер, Сергей Адамович Ковалев и Владимир Константинович Буковский, а также "Международная Амнистия", Международная комиссия юристов, американская организация "Права человека".

Прежде всего это связано с моей адвокатской деятельностью по защите потерпевших от подрыва домов в Москве – Елены Александровны Морозовой, которая сама получила ранение при разрушении жилого дома по улице Гурьянова и потеряла под обломками мать, Татьяны Александровны Морозовой и других.

Я еще в конце 2001 года выступал по REN-ТВ и 4 каналу французского телевидения, критиковал нежелание властей вести активное расследование теракта и порекомендовал руководителю ФСБ РФ Патрушеву, не выполнившему свой конституционный долг по защите и обеспечению безопасности граждан России, допустившему подрыв домов с сотнями людей в столице, – подать в отставку, как это делают в цивилизованных странах ответственные люди. И сразу возле меня начались шевеления, в ФСБ появилась "бумажка", что я якобы агент французской спецслужбы СИС ("фабрикантов" у ведомства много). Уже тогда через бывшего сотрудника УРПО ФСБ мне стали угрожать уголовным преследованием, если я не выйду из дела по подрыву домов.

Еще более агрессивно повели себя сотрудники ФСБ, когда я не испугался и не пошел на уступки, продолжая честно свою адвокатскую работу. Мне явно были подброшены в квартиру патроны, после чего с обыском нагрянули сотрудники УСБ ФСБ РФ и следователи Главной военной прокуратуры. По надуманным основаниям навозбуждали уголовных дел и стали шантажировать: уйдешь из дела по подрыву домов – прекратим уголовное преследование, нет – сядешь надолго в тюрьму.

Я никогда не нарушал закон, не верил, что возможен такой беспредел. Верил в помощь правозащитников, с которыми в 2002 году расширил свои контакты. По этой причине я даже слушать не стал шантажистов, а стал работать еще и с Общественной комиссией Госдумы РФ по расследованию обстоятельств подрыва домов в Москве и Волгодонске, возглавляемой С. А. Ковалевым.

Меня еще раз предупредили, чтобы я перестал копаться в этом деле и "водить дружбу" с такими "вражинами", как Ковалев. Я снова не пошел на уступки. А потом один прокурор сказал мне: "Состава преступления в твоих деяниях нет. И статьи не наши: одна милицейская, другая ФСБшная. Но руководители Главной военной прокуратуры и Военной коллегии Верховного Суда РФ тебя посадят «по беспределу», ибо есть заказ "сверху", - тебя нужно осудить, чтобы лишить статуса адвоката".

Так все и произошло. Я был осужден по придуманным преступлениям, которых вовсе не совершал!

При ознакомлении с материалами уголовного дела в томе 1, листы дела 4–5, я обнаружил письмо из УСБ ФСБ РФ в Главную военную прокуратуру, автор Парамонов. Смысл этого письма в том, что якобы я по заданию находящихся в Лондоне Литвиненко А. В. и Березовского Б. А., установивших в свою очередь связь с британскими спецслужбами, в деле по подрыву домов буду искать компромат на ФСБ РФ, поэтому меня нужно отстранить от участия в указанном деле.

Вот меня и посадили...

- Рассчитываете ли Вы добиться справедливого суда в отношении Вас в России?

Я всегда рассчитывал на то, что могу добиться пересмотра моего уголовного дела в Верховном Суде РФ. И оправдания. К сожалению, мне не удалось пробиться через искусственно созданный, незаконный кордон из судей Военной коллегии Верховного Суда. Я военными судьями был осужден незаконно, ибо ни одно из вменяемых мне деяний не относится ни к подследственности военной прокуратуры, ни к подсудности военных судей.

Я – адвокат, гражданский с 1997 года человек, и вменяемые мне действия относятся к периоду 1999–2002 годов, когда к военной службе я отношения не имел и к работе в органах госбезопасности тоже.

Мои жалобы выше Военной коллегии - не пропускают. По УПК РФ (пункт 5 статьи 403), если я считаю незаконными приговор суда и определение Военной коллегии, – я могу оспорить их в Президиум Верховного Суда Российской Федерации. Но военные выставили так называемые "сторожки" в приемной вышестоящей инстанции, в связи с чем все мои жалобы снова и снова возвращались в военную коллегию, а там откровенно меня "футболили".

При этом грубо нарушаются мои права на пересмотр дела, гарантированные как УПК России, так и общепринятыми нормами международного права, статья 2 Протокола 7 к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Я уверен, что суд в Страсбурге в будущем выиграю. Но мне очень хотелось бы достучаться до справедливости и законности в Верховном Суде России. Именно поэтому я стараюсь через СМИ, через обращения в структуры по защите прав человека в Совете Европы и ООН привлечь внимание российских судей и прокуроров к несправедливому обвинению и не правосудному приговору. А вдруг удастся добиться пересмотра приговора в России до конца срока отбывания наказания? Правда, надежды на это мало...

Думаю, что в России справедливый и законный суд станет возможным лишь после того, как суды перестанут быть политизированными, превращаясь в заказные бюро, а иногда - в противоправные сообщества. Среди судейского сообщества таких явлений быть не должно.

Способствует беззаконным решениям судей их безнаказанность даже за совершение тяжких преступлений и ложная судейская солидарность.

 

Пикет в защиту Михаила Трепашкина Фото mariasmirnova

- Недавно Европейский Суд по правам человека удовлетворил жалобу на условия Вашего содержания в следственном изоляторе города Дмитрова, обязав Россию выплатить Вам денежную компенсацию за нанесенный ущерб. Вы удовлетворены этим решением?

Действительно, 19 июля 2007 года Европейский Суд удовлетворил жалобу на бесчеловечные условия содержания меня в изоляторе временного содержания УВД Дмитровского района и в СИЗО-2 города Волоколамска Московской области в период с 22 октября по 1 декабря 2003 года. И обязал Россию выплатить мне компенсацию за моральный ущерб.

До настоящего времени это решение не выполнено, как не выполнено и решение судьи Дмитровского районного суда о компенсации морального вреда за незаконное удержание меня под страже, которое давно вступило в силу.

Прокуратура до сих пор не желает выполнять требования Федерального закона России о принесении мне извинений за подброс пистолета в автомашину и незаконное уголовное преследование по так называемому "Дмитровскому делу".

Я не совсем доволен решением Европейского Суда, ибо вынесено решение по минимуму нарушений. Большая и существеннейшая часть бесчеловечных условий, в которых я находился в Дмитровском ИВС и Волоколамском СИЗО, не нашли своего отражения в документе Европейского Суда.

Почему компенсация за беспредел и беззаконие чиновников и их начальников выплачиваются из федерального бюджета? Стоило бы взыскивать с чиновников-беспредельщиков, грубо нарушающих законы и права и свободы человека!

Безнаказанными остаются прокуроры и следователи, грубо фабриковавшие мое дело...

Мне испортили (без вины) жизнь, разлучили с семьей, с детьми маленькими. А присужденных денег едва хватит на восстановление здоровья, потерянного за указанный срок. Сумма - неадекватна тем страданиям, которым я подвергся в заключении!

- В страсбургском суде ждут своей очереди на рассмотрение еще две Ваши жалобы. О чем они?

В Европейском Суде находятся мои жалобы на условия содержания, незаконность нахождения под стражей и на несправедливость приговора, то есть на нарушение властями России статей 3, 5, 6, 8 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Когда они будут рассмотрены, сказать трудно, но не скоро. Именно в этом трагичность моей ситуации. Я 4 года и 2 месяца сижу, не совершив ничего преступного! Я лишен на четыре года с лишним семьи, работы, дисквалифицируюсь как специалист. Фактически после выхода на свободу мне придется начинать жизнь сначала. А за всю эту многолетнюю трагедию могут заплатить какие-то мизерные суммы, словно безработному...

Очень хотелось бы, чтобы был разработан более эффективный механизм защиты невиновных от необоснованных осуждений, тем более когда эта необоснованность очевидна, а также очевиден политический мотив осуждения.

- Ваши адвокаты и общественные защитники, давая 14 сентября 2007 года пресс-конференцию в Москве, не исключили возможность, что против Вас может быть устроена провокация – с целью оставить Вас за решеткой и после окончания нынешнего срока Вашего заключения 19 декабря 2007 года. Что Вы можете сказать по этому поводу?

Так как я был осужден с нарушениями законов России, то прокуроры и судьи, грубо фабриковавшие мое дело, опасаются моего появления в Москве. По этой причине не исключены новые фабрикации, чтобы продлить мне срок нахождения в заключении.

Кстати, мой срок наказания по сфабрикованному обвинению истекает не 19 декабря, а 30 ноября. А Главная военная прокуратура и заместитель председателя Московского окружного военного суда А. В. Абабков всячески давят на администрацию ФГУ ИК-13, чтобы они задержали меня там до 19 декабря.

Мне пришлось обратиться в суд и к экспертам, чтобы они подтвердили незаконность добавления срока.

 

Михаил Трепашкин Фото mariasmirnova

- Каковы Ваши планы после выхода на свободу?

 

После выхода на свободу главное для меня – начать жизнь со стартовой линии и догнать упущенное, - если только хватит сил.

Я отбыл в местах лишения свободы более четырех лет. Это целая временная эпоха, учитывая ритм современной жизни. Меня, как говорится, "рубанули под самый корень". И защиты я не нашел! Поддержку – да. А защиты – нет. И этот факт заставляет меня идти по жизни в дальнейшем с величайшей осторожностью...

Октятбрь 2007 года. Нижний Тагил – Екатеринбург – Москва

См. также по теме: